— Ну, это несправедливо, — сказала Дженифер. — Вы вполне способны выезжать на своей каталке. И лифт работает безотказно. Вы даже смогли бы прогуляться недолго на собственных ногах, если бы захотели. А когда она приходит навестить вас, вы жалуетесь, что она мешает вам смотреть фильмы. Удивительно, как это она не отравила вас!
Его лицо осветилось догадкой:
— Ты полагаешь, что она могла бы подсыпать мне яд в течение всех этих лет? Наверное, один из тех, про которые она читает в своих дурацких романах с убийствами: нечто южно-американское. Это объяснило бы многое.
— Дядя Уэлли, как бы вы там ни старались переложить вину за свою болезнь на кого-то другого, виноваты только вы сам: вы всю жизнь слишком много ели, слишком много курили, слишком часто выпивали и слишком много волновались по любому поводу. Ваш удар — это еще цветочки, я бы сказала. Я ждала апоплексического удара. В конце концов, вы его вполне заработали, в особенности в течение одной из обычных воскресных политических дискуссий на повышенных тонах, что так часто бытуют в Уолсэке.
— Как там поживает Уолсэк, кстати? — спросил дядя, надеясь отвлечь ее от очередной кампании пропаганды здорового образа жизни.
— Все еще стоит, несмотря на ваше отсутствие, — парировала Дженифер. — Как я догадываюсь, обед должен быть готов. Считайте себя счастливчиком, что у меня нет сегодня времени сделать вам хорошую выволочку. И не смейте курить на голодный желудок: я-то вижу, что вы спрятали сигару, вы… вы… старый… червяк!
И она ушла.
— Червяки живучи, как тебе известно! — мрачно проворчал дядя ей вслед.
Однако тут же усмехнулся, посмотрев на закрывшуюся дверь, достал из-под покрывала сигару и переложил ее в ящик тумбочки.
На будущее.
Сумерки накрыли славный городок Вичфорд. Понемногу колорит менялся от желто-зеленого до черно-бархатного, расцвеченного огнями, как бриллиантами: огни уличные, огни в домах — на любой размер и вкус, они переливались на склоне горы, спускавшейся к невидимой в темноте речке Перл, шепчущей свою неумолчную песню. Деревья по берегам шумели и шептались, и шум листвы уносило далеко в поля, через ряды изгородей, к зеленым лесам на холмах. Из окон коттеджей и домиков огни бросали свой отблеск на облетающие сады и усыпанные листвой лужайки. Длинная вереница машин на улице Хай-стрит, наконец, исчезла. Мягкость уходящего лета испарялась под влиянием прохлады подкравшейся осени. Наступала ночь.
В поместье Пикок Мэнор мажордом принес в гостиную предобеденный шерри; в доме Мэйберри обед был уже на столе. К доктору Мэйберри отнесли поднос с едой, и он с наслаждением смотрел очередной фильм по Би-би-си-2 под горячий ростбиф.
