Зелимхан говорит, что хорошо, убьем, говорит. И не убивает:
— Они убили. Мы убили. Довольно. Мы еще Адоду убили. Пока довольно.
Байзыренко и Хренова отпустили, получив две тысячи рублей. Выкупа. Этот случай был первым случаем пленения. Зелимхан ввел пленение «в моду». От него перекинулись пленения в Дагестан. В Азербайджан. Были они хлопотливее, правда. Но результаты оказывались прибыльные. Убить всегда можно. Но не всегда от убийства деньги. Лучше убивать, когда никакой надежды на деньги.
Убийством Добровольского и Адоды, пленением Байзыренко и Хренова Зелимхан уничтожал всякие возможности возвращения к мирной жизни, к которой привык. За 28 лет мирного житья. С ее пахотой, стадами, кислым запахом овец. Снова озлобив Элсановых, Гушмазукаевы уже не могли приходить на более или менее спокойные ночевки в Харачой. Абреку кунаков надо иметь. Таких, у которых ночлег и приют. Не к старшинам ходил Зелимхан, не к лавочникам. К беднякам. Входил в их дом с миром, с заботою. Был абреком Зелимхан, но оставался чеченом — землеробом и пастухом. Как все, кто не продался врагу, кто не был мертворожденным для угнетенной Чечни.
О чем говорил с кунаками Зелимхан?
О хозяйстве и хозяйствовании. Он молчал о своих подвигах, о меткости своего глаза. Наоборот, всегда выдвигал на первый план кого-либо из товарищей: он же храбрее меня, метче меня. Беседуя с землеробом, Зелимхан оживал, погружаясь в вопросы посева, урожая. Спрашивал о рабочем скоте. Как он? Что он? Жеребая ли кобыла? Начали ли котиться овцы? Много ли кукурузы в хозяйской сапетке? Налоги как? Сколько штрафов уплатило общество за месяц, за два? С тех пор, как был он здесь в последний раз? За что уплатило? За следы? Ваши украли? — Нет, соседские. — Уо, начальство, проклятое начальство!..
Наступал канонический час. Приносил хозяин кум-ган с тазом. Омывался Зелимхан, омывались сподвижники. Хозяин.
— Бисмилла. Аррахман. Аррахим.[6]
Установленная молитва кончалась. Правоверным только после этой догматической молитвы разрешается обращаться к богу с просьбами личными, импровизированными для случая. После молитвы разрешается правоверным делать «дуа».
— Аллах, — просил, — если я задумаю что-нибудь несправедливое, то отврати мои мысли и удержи мою руку. Если я задумаю дело правильное, то укрепи мою волю: сделай глаз мой метким и руку твердою. Прости мне мои грехи, прости грехи всем несчастным, вынужденным идти моею дорогою.
Наутро или в ночи уходил он. И хозяин, возвраща-ясь к своим, рассказывал, каким гостем был Зелимхан, что говорил, о чем расспрашивал Зелимхан. Много Ли надо бедняку-чеченцу, чтобы очаровать его, чтобы дать почувствовать в себе своего, бедняцкого.
