Возбужденный собственными словами, изливавшими все то, что таилось на сердце, я невольно стиснул руку Оришана, который сначала в растерянности пытался прервать меня, но теперь, поняв, словно озаренный светом факела, что речь идет о скрытых, давно подавлявшихся чувствах, молча слушал меня здесь, на лунной поляне, под высоким небом, меж горных вершин.
— Любовь в большинстве случаев — процесс самовнушения. Для ее кристаллизации требуется время и соучастие. Чаще всего ты вначале с трудом привыкаешь к тому, что тебе нравится женщина, без которой позже ты уже не можешь обойтись. Сначала любишь из сострадания, чувства долга, нежности, любишь потому, что знаешь, что это делает ее счастливой, твердишь себе, что неблагородно обидеть ее, обмануть такое доверие. А потом привыкаешь к ее улыбке, к звуку ее голоса, как к небу и деревьям. И мало-помалу тебе становится необходимым ее ежедневное присутствие. Ты душишь в себе зачатки других привязанностей, другой любви. Все планы на будущее ты строишь в зависимости от ее нужд и предпочтений. Ты стремишься к успеху, чтобы заслужить ее улыбку. Психология учит, что повторяющиеся душевные состояния имеют тенденцию к закреплению, и если их настойчиво культивировать, приводят к настоящему неврозу. Всякая любовь — это своего рода навязчивая идея, вначале добровольная, а затем — патологическая.
Ты строишь дом для женщины, покупаешь выбранную ею мебель, вырабатываешь в себе нравящиеся ей привычки. Все твои жизненные планы рассчитаны на вас вдвоем. Она ушла из дома — ты постоянно беспокоишься, как бы с ней чего-нибудь не случилось. Тебя пронзает как кинжал каждый намек на нее, и ты безумно счастлив, когда после материальных, зачастую унизительных затруднений тебе удается сделать ей сюрприз, который радостно изумит ее. И вот однажды эта женщина говорит тебе, что все это должно прекратиться с завтрашнего дня, в 11 часов 35 минут, когда отходит ее поезд. У Шейлока не хватило смелости вырезать из груди живого человека фунт мяса, на который он имел право, ибо он знал, что это невозможно. А вот женщина полагает, что из этого симбиоза чувств, каким является любовь, можно изъять привнесенную ею часть, не разрушив всего остального. Ни один доктор не отважился разделить тела сиамских близнецов, ибо это убило бы обоих. В случае настоящей большой любви, если один из любящих пытается совершить невозможное, результат бывает тот же. Второй — мужчина или женщина — кончает с собой, но сперва он может убить. Впрочем, это даже прекрасно. Ведь надо знать, что в любви есть свой риск. Что тот, кто любит, имеет на другого право жизни и смерти — и это взаимно. Оришан не видит в темноте, что мои глаза полны слез, но несомненно чувствует это по безнадежности, звенящей в моем голосе. Он долго молчит из деликатности, стоя рядом со мной. Потом робко спрашивает:
