Садясь в виктику, Иероним скрыл лицо в тени капюшона.
Ихмет Зайдар ждал, как и обещал, под памятником Александра на Рынке Мира; несмотря на толпу, нашли его быстро. Бросив на Фарада короткий взгляд, перс сразу начал на окском:
— Три вещи. Во-первых, эта охота. Воистину интересное дело, покажу тебе, что они привозят с юга. Пожалуй, я и вправду не потрачу времени зря, раньше или позже наверняка бы поехал и сам. Я слышал, что в городе Даниэль из Орма и старая Люцинда; не знаю, только направляются туда или уже вернулись. Во-вторых, хороший совет для эстлоса Ньютэ: пажуба. Новое зелье. В Золотых Королевствах уже вытесняет гашиш. Идет на север с караванами специй, скоро доберется из Европы в Гердон. В-третьих, она. Мы должны решить: здесь или случайность на охоте.
Зайдар тоже сменил европейское платье. В закрывавшем его от стоп до головы черном джульбабе, с бамбуковой тростью в руках, он выглядел как один из Пилигримов к Камню. Впрочем, возможно, и правда собирался посетить Аль-Кабу. Ведь он ни разу не объявлял в открытую о своем участии в охоте с эстле Амитаче.
Перс вскочил в экипаж и, усевшись слева от господина Бербелека, хлопнул виктикариев бамбуком по спинам. Что-то крикнул на пахлави. Те двинулись, поворачивая на Пелусийский Тракт, к югу. Солнце брызнуло им в глаза. Иероним поглубже натянул капюшон.
— Как я слышал, — продолжил он на окском, — теперь уже оно крутится само по себе. Прибывают нимроды, всё славнейшие, искушенные сплетнями об охоте на тварей, о которых мир не слыхивал, едут на юг, к ним присоединяются пресыщенные аристократы, платя щедро, поскольку где ж наилучшая охота, как не в антосе столь великих охотников? Ну и всякий сезон отправляются поход за походом, джурджи, как ее здесь называют, уже нельзя хоть раз не принять в ней участие, дружеская форма охватила город, страну, возникают первые песни и пьесы. Все знают, что это — лишь форма, но хотят ей поддаться. Поедешь? Только заяви, что едешь, — и сразу получишь предложения от желающих.
— А ты, эстлос? Не собираешься? А-а, ну да, если достанешь ее здесь…
Так ли он говорит о своих жертвах? — подумал Иероним. Стоя с дымящимся кераунетом над окровавленным трупом. «Достал ее».
— Почему ты сам этого не сделаешь, — пробормотал, — если это так важно для тебя?
Нимрод уставился голубыми глазами на господина Бербелека. Видит ли он лицо собеседника в тени капюшона? Бамбук постукивал по борту виктики.
— А ты хочешь этого, эстлос?
