С. П. Королев в эти годы успешно занимается созданием крылатых управляемых ракет с большой дальностью действия.
Развитие первых отечественных двигателей шло по линии ЖРД — ракетных двигателей. Естественно, это не могло не сказаться на развитии, создании и испытании ракетного оружия…
После доработок подвижные реактивные установки назвали «БМ» — боевая машина.
Выпускали «БМ» московские заводы. О титаническом труде рабочих столицы могут свидетельствовать такие факты:
22 июня 1941 года в Красной Армии нет ни одного дивизиона «БМ».
1 июля 1941 года один дивизион трехбатарейного состава. Каждая батарея имела четыре «БМ».
1 января 1942 года войска получили 87 дивизионов, 50 из которых поставили на оборону Москвы.
19 ноября 1942 года фронты, растянувшиеся от Белого до Черного моря на многие тысячи километров, располагали 355 дивизионами. Наличие такого количества дивизионов «БМ» позволяет объединить их в полки и бригады.
Идет непрерывное усовершенствование «БМ». Создаются «БМ-31» с повышенной огневой мощью. Залп дивизии, состава 4 минометных гвардейских полков, составлял 3840 снарядов общим весом 230 тонн. Неуклонно возросла дальность полета, кучность и сила взрывной волны, плотность «БМ» на километр фронта. Высокая эффективность боевого применения «катюш» вызвала сумятицу и панику в немецких войсках.
От «БИ» мы добивались такого же эффекта…
На этом мы расстались. Редакционное задание не было выполнено — очерк о Болховитинове не состоялся,..
…Через несколько дней, это было в воскресенье, генерал–майор авиации Стефановский приехал ко мне. Он вынашивал замысел книги «Триста неизвестных». Она тогда не имела такого поэтического названия и представляла собой рукопись не шестнадцать печатных листов (в таком объеме она вышла), а целых сто. Это была настоящая авиационная энциклопедия.
Читать эту рукопись было необычайно интересно. Петр Михайлович Стефановский, казалось, знал всю историю советской авиации, участвовал в основных этапах ее рождения, испытывал базовые самолеты, которые открывали новые направления ее развития.
Обменявшись мнениями о рукописи, разговорились на другие темы. Я спросил:
— Вы знаете Болховитинова?
— Виктора Федоровича? — жестким голосом переспросил Стефановский. — Превосходный человек.
— Был я как‑то у него, — признался я, — не получилась беседа.
Генерал Стефановский стал расспрашивать меня о Викторе Федоровиче, его здоровье, чем занят он, ходит ли на яхте.
— Строгий он человек, — сказал Стефановский. — Но настоящий конструктор, большой ученый. Я его тоже побаиваюсь, — признался Петр Михайлович. — Хочется мне о нем написать побольше, но как знать…
