…Началось это давно, со смерти Никандра. Свалило его сразу, когда сельсовет решил отобрать у Волковых и передать в общественную собственность водяную мельницу. Узнав о решении, старик затряс головой, замычал, лишившись языка, и в ночь умер, сидя у печки в плетёном соломенном кресле.
В другое время смерть Никандра не очень опечалила бы Платона — руки ему развязывала. Но теперь он думал: вот всё, что наживалось правдами и неправдами Никандром (и им самим), уходит безвозвратно. После похорон старшего в роде он как будто на всё рукой махнул. Сам выгородил мельницу из усадьбы, сдал жернова все в целости. Впрочем, иногда он раздражался, начинал кричать, но тотчас утихал. «С властью надо жить в мире», — размышлял Платон. Уговаривая себя таким образом, он думал лишь о себе и о своём хозяйстве — и ни о чём больше. Выжить, сохранить то, что осталось, а там ещё видно будет, как пойдёт дело. Он сдружился с волостным агрономом, по анкете — служащим, а на самом деле сыном бывшего скотопромышленника, и начал выращивать невиданные в этих местах турнепсы. Про опыты его даже написали в газете.
Если раньше на усадьбе Волковых не переводились батраки, то сейчас ни одного батрака не осталось. Даже сироту-племянницу Аннушку, которая жила у Волковых вместо батрачки, Платон выдал замуж.
Стремясь сохранить хозяйство, он ещё надеялся на то, что «культурных хозяев» станут поощрять, власть их оценит. Платон не показывал и виду, что советские порядки ему не нравятся. Он желал только одного — чтобы его оставили в покое.
С тем большей тревогой наблюдал Платон за младшим братом. Тёмные глаза Генки смотрели на него враждебно. Платон пытался всячески подойти к брату — пытался и мягко разговаривать с ним и ругал его. На все подходы Платона Генка упорно отказывался отвечать. Он либо молчал, либо мотал упрямо головою и куда-нибудь уходил, чаще всего к Селивёрсту Карманову.
Неизвестно, чем привязал к себе Селиверст диковатого парня. Платон насторожился, узнав, что у Карманова бывают какие-то сборища. И вот, как гром среди ясного неба, убийство Мотылькова и арест Генки. Вечером с новостью о том, что Генка арестован, прибегала к Волковым жена соседа Никулы Третьякова…
Платон вздохнул и заворочался. Снова залаяла, но тут же замолкла собака. Потом как будто послышался слабый стук в окно, выходившее в палисадник. Или это только показалось? Платон приподнял от подушки голову. Жена зашевелилась рядом, сонно зачмокала. «Корова», — раздражённо подумал Платон. Прошла секунда или две, прежде чем установилась тишина. Платон напряжённо вслушивался. Совершенно явственно ещё раз услышал он: тук… тук… тук… Сомнений быть не могло: кто-то стучался. Цепник совсем затих, успокоился. Платон встал с кровати, прошёл босыми ногами к столу, нашарил в темноте спички, зажёг лампу.
