— Не знаю, — признал жнец, передернув плечами. Повернувшись к племяннице, он откинул капюшон неизменного плаща, и Элия разглядела искреннее сочувствие и тревогу за нее на исхудавшем, мужественном лице, удивительно похожем даже сейчас на лицо Лимбера. — Ты права в своих тревогах. Возможно, ОН избрал нашу семью для сбора Колоды не только потому, что она — часть ее, но и потому, что ты часть семьи, не только Советница, но и истинная Хранительница.
— Вот и Злат говорил о том, что я та нить, на которую собирают бусины, только оберегать и защищать не по моей части и не в моем божественном призвании, дядя Вэлль, я устала, — вздохнула принцесса, поглаживая подлокотник. — Жить было бы куда проще, если бы не проклятое чувство долга и бесконечное беспокойство за моих шальных родичей, никогда не думающих о собственной безопасности.
— Не могу с тобой не согласиться, девочка, — скорбно качнул головой Моувэлль. — Только, боюсь, в твоем случае, как и в моем собственном, выбирать не приходится. Все уже давно решено за нас.
— Пожалуй, ты прав, дядюшка, но от сознания этого мне подчас хочется визжать или даже орать в голос, — фыркнула Элия, сложив изящную ладонь в кулак и пристукнув им по подлокотнику.
— Хорошо, что не хочется петь, милая, — уже во второй раз за краткий срок разговора пошутил дядя Вэлль и заметил, выгибая бровь: — Ты всегда казалась мне самой уравновешенной в семье, по-настоящему невозмутимой, а не прикрывающейся хладнокровием, как маской. И если тебе хочется только визжать и орать от непомерного гнета обязанностей, то я, пожалуй, не ошибся в своих выводах.
— Вот только надолго ли хватит моего спокойствия, — богиня запустила пальцы в волосы и с силой сжала виски. Тонкий профиль, освещенный пламенем, казался четким, строгим и одновременно невыносимо хрупким. У Моувэлля защемило сердце от желания обнять и утешить принцессу, он даже шагнул к креслу и положил руку на плечо племянницы, бережно погладил его и сказал очень серьезно и почти торжественно:
— У тебя все получится, Элия. Если ты веришь в промысел Творца настолько, что смогла восстановить веру в него у отчаявшегося жнеца, значит, должна знать и сама, он никогда не дал бы тебе задания не по силам и противного желаниям твоей души.
— Я люблю Лоуленд и семью. Моя жизнь, душа, сила всегда принадлежали в первую очередь им, а потом уже мне самой. Только признаваться в этом перед кем-то, кроме собственного подсознания, не слишком привычно, — вздохнула Элия и вновь решительно вскинула голову.
