Оба жаждали услышать объяснения г-на Лекока.
— Ну что ж, — начал полицейский, — направление раны, нанесенной госпоже де Треморель, свидетельствует, что графиня в момент убийства находилась у себя в спальне, сидела, слегка наклонившись вперед, и пила чай. Убийца подошел сзади и занес руку; он хорошо рассчитал, с какого места удобней нанести удар, и нанес его с такой ужасающей силой, что жертва рухнула вперед и, падая, ударилась лбом об угол стола: отсюда тот единственный кровоподтек, который мы видим у нее на голове.
Г-н Жандрон попеременно смотрел то на Лекока, то на папашу Планта, которые обменивались по меньшей мере странными взглядами. Возможно, сцена, которую они разыгрывали, внушала ему недоверие.
— Разумеется, — заметил он, — преступление произошло именно так, как рассказывает господин полицейский.
И все снова замолчали, причем надолго, и тогда папаша Планта счел необходимым что-нибудь сказать. Упорное молчание г-на Лекока бесило его.
— Вы видели все, что вам было необходимо? — спросил он.
— На сегодня — да, сударь. Я хочу осмотреть еще кое-что, но для этого нужен дневной свет. Впрочем, мне кажется, я разобрался в этом деле — недостает всего одной детали.
— Значит, завтра нужно приехать сюда как можно раньше.
— Приеду, господин судья, так рано, как вы сочтете нужным.
— А когда вы закончите осмотр, мы поедем вместе в Корбейль к господину судебному следователю.
— Я в вашем распоряжении, господин мировой судья.
И вновь наступило молчание.
Папаша Планта чувствовал, что его разгадали, и не понимал, по какому странному капризу сыщик, еще несколько часов назад такой откровенный, теперь отмалчивается.
А Лекок был в восторге, что ему удалось немного подразнить мирового судью, и предвкушал, как удивит его наутро, когда представит ему рапорт, в котором папаша Планта найдет подробное изложение всех своих идей. Покамест же он извлек из кармана бонбоньерку и углубился в мысленную беседу с портретом.
— В таком случае, — заключил доктор, — нам, по-видимому, не остается ничего другого, как разойтись.
— Я как раз хотел попросить позволения откланяться, — откликнулся г-н Лекок, — у меня с утра маковой росинки во рту не было.
И тут папаша Планта предпринял решительный шаг.
— Господин Лекок, нынче вечером вы возвращаетесь в Париж? — неожиданно осведомился он.
— Нет, сударь, я еще утром решил здесь заночевать. У меня с собой саквояж; перед тем как идти в замок, я занес его на небольшой постоялый двор у дороги — там на фасаде намалеван гренадер. Думаю, там я и поужинаю, и заночую.
