Преступление в Орсивале | страница 139
Когда вошел Соврези, Дженни поднялась ему навстречу и дружески протянула руку.
— Спасибо, большое спасибо, что пришли, — сказала она. — Вы очень добры.
Дженни была всего лишь девица легкого поведения, а Соврези презирал подобных женщин, но скорбь ее была так очевидна и казалась такой глубокой, что он искренне посочувствовал ей.
— Вы страдаете, сударыня? — спросил Соврези.
— Да, сударь, ужасно!
Захлебнувшись слезами, она спрятала лицо в носовой платок.
«Понятно, — подумал Соврези. — Эктор дал ей отставку. А мне предстоит деликатно залечить рану, внушив, что примирение невозможно».
Мисс Фэнси продолжала плакать; он взял ее руку и осторожно, преодолевая сопротивление, отвел от лица.
— Не надо огорчаться, — промолвил Соврези.
Она подняла на него огромные заплаканные глаза и спросила:
— Вы уже знаете?
— Я ничего не знаю, поскольку вы просили меня ни о чем не спрашивать Тремореля, но догадываюсь.
— Он больше не хочет меня видеть. Он прогнал меня, — печально сообщила мисс Фэнси.
Соврези призвал на помощь все свое красноречие. Сейчас ему нужно быть убедительным и банальным, добрым, но твердым. Придвинув стул, он сел рядом с мисс Фэнси.
— Дитя мое, — начал он, — соберитесь с силами и попытайтесь смириться. Увы, ваша связь, как и все подобные связи, начинающиеся с каприза и разрываемые по необходимости, не имеет будущего. Молодость не вечна. Приходит в жизни час, когда, хочешь не хочешь, приходится прислушиваться к властному голосу рассудка. Эктор не бросает вас, и вы это прекрасно знаете. Просто он понимает, что ему необходимо обеспечить свое будущее, построить жизнь на прочной семейной основе, он испытывает потребность в домашнем уюте…
Мисс Фэнси перестала плакать. Характер взял свое, и вспыхнувшая ярость мгновенно высушила слезы. Мисс Фэнси вскочила, опрокинув стул, и, не в силах устоять на месте, заметалась по номеру.
— И вы верите, сударь, что Эктор беспокоится о своем будущем? — спросила она. — Могу лишь сказать, что вы плохо знаете его характер. Он мечтает о домашнем уюте, о семье? Он всегда думал и думает лишь о себе. Да будь у него совесть, стал бы он у вас приживалом? Разве у него нет рук, чтобы заработать на хлеб себе и мне? Поверьте, мне было стыдно просить у него денег, зная, что он берет их у вас.
— Но, дорогое дитя, он же мой друг.
— А вы смогли бы так?
Смущенный логикой этой простой девушки, которая судила своего любовника, как судят в народе — резко, без оглядок на условности, придуманные в хорошем обществе, Соврези не знал, что ответить.