Если бы она пожелала, он разорился бы ради нее, но разорился бы со всей возможной экономией, рассудительно, как какой-нибудь пошлый буржуа, который готов оплачивать свои грешки.
Соврези призадумался.
— Ты прав, — сказал он Эктору, — твои кредиторы, вероятно, хорошо осведомлены о твоих делах. Сдается, что они стакнулись между собой. На эту мысль меня наводит то, что они с трогательным единодушием все одновременно отказались ссудить тебе сто тысяч франков. Надо мне будет с ними повидаться.
— По-видимому, лучше всех осведомлен дом Клер, дававший мне первые займы.
— Прекрасно, навещу господ Клер. А знаешь, как бы тебе следовало поступить, будь ты разумным человеком?
— Как же?
— Ты поехал бы со мной в Париж, а уж вдвоем мы…
При этих словах Эктор побледнел, глаза его сверкнули.
— Никогда, — резко перебил он, — ни за что на свете!
Он по-прежнему панически боялся своих очаровательных друзей по клубу. Разве смеет он, павший так низко, выставивший себя на посмешище своим несостоявшимся самоубийством, показаться на арене своей былой славы?
Да, Соврези раскрыл ему объятия. Добряк Соврези любит его и не оттолкнул друга, попавшего в ложное положение, не осудил за то, что он отступился от своего намерения. Но что скажут другие?
— Не говори мне больше о Париже, — добавил Эктор уже спокойнее, — клянусь, ноги моей там больше не будет.
— Ладно, будь по-твоему, оставайся с нами, я буду только рад, и жена тоже, а со временем женим тебя здесь на какой-нибудь богатой наследнице.
Берта, не поднимая глаз, согласно кивнула.
— Ну что ж, — продолжал Соврези, — мне пора, если я не хочу опоздать на поезд.
— Я провожу тебя на станцию, — поспешно предложил Треморель.
С его стороны здесь была не только дружеская предупредительность. Он хотел попросить Соврези навести справки о его вещах, оставшихся в ломбарде, на улице Конде, а также заглянуть к мисс Фэнси.
Берта из окна своей спальни проводила взглядом обоих друзей, которые рука об руку шагали по Орсивальской дороге.
«Какая между ними разница! — думала она. — Мой муж только что говорил, что станет у своего друга управляющим. И впрямь он точь-в-точь похож на графского управляющего. А какое благородство сквозит в облике графа, сколько в нем изящной непринужденности, сколько истинной утонченности! А ведь муж его презирает, я в этом убеждена, презирает за то, что безрассудство довело его до разорения. Ах, сам-то он на это не способен! В его обхождении с другом сквозила даже, по-моему, некоторая покровительственность. Бедняга! А в господине де Тремореле все свидетельствует о его врожденном или приобретенном превосходстве над окружающими, все вплоть до имени: Эктор! Как оно звучит!»
