— И посмотри на это убожество! — прокаркала Корнелия. Она показала через дорогу. В окне студии Лазарро была картина, нарисованная Стэдменом той ночью. Она была подписана Лазарро.
Стэдмен был изумлен. Картина была вовсе не похожа на Стэдмена. Да, она слегка напоминала открытку, но открытку, отправленную из сердца ада.
Индейцы, домик, спрятавшийся в нем старик, горы и облака в этот раз не имели ничего общего с романтикой или красотой. С даром рассказчика Брюгеля, с экспрессией Тернера, с красками Джорджоне картина повествовала о потемках человеческой души.
Картина и была той бесценной вещью, которую потерял Стэдмен этой ночью. Это была единственная стоящая вещь, которую он когда-либо произвел на свет.
Лазарро пересек улицу и с диким видом подошел к Стэдмену. С ним была Сильвия Лазарро, пытающаяся возражать.
— Я никогда тебя таким не видела, — говорила она. — Что с тобой такое?
— Мне нужна эта картина, — сказал Лазарро медленно и значительно. — Сколько вы за нее хотите? — бросил он Стэдмену. — У меня сейчас нет никаких денег, но, как только у меня что-то появится, я заплачу столько, сколько вы хотите. Назовите цену.
— Ты с ума сошел? — спросила Сильвия. — Это бездарная картина. Она мне в доме ни к чему.
— Замолчи! — сказал Лазарро.
Сильвия замолчала.
— Может быть… может быть, вы согласны поменяться? — спросил Стэдмен.
Корнелия Стэдмен рассмеялась:
— Обменять эту красоту на ту кучу мусора? — спросила она.
— Тихо! — сказал Стэдмен. Раз в жизни он был так же велик, как и казался. Он тепло пожал руку Лазарро: — По рукам.
