Фотограф лежал на длинном высоком столе посередине просторной комнаты под самой лампой на белой простыне, чем очень сразу напугал Риту. Фотограф скосил глаза и в одну минуту прикрыл свое тело, так что Рита не успела даже поглядеть на него, желтым клетчатым пледом и сказал:
- Ну что? Раздевайся...
Рита опустила глаза, опомнившись, чтобы фотограф не стеснялся ее, и, повернувшись к молодому человеку с благоговейным лицом, спросила громко:
- А вы тут что делаете? Тот стыдливо и еще более благоговейно потер руки и тихо пояснил:
- Я массирую...
Рита расстегнула плащ. Массажист сказал:
- Я, простите, не встречаю, не ухаживаю... - Он взял у нее из рук плащ, повесил его на крючок. Она прошла первой в комнату и быстро заговорила-заговорила, обходя стол с лежащим на нем фотографом вокруг и не отрывая взгляда от его лица с набухшими морщинами под резким близким светом люстры:
- Давно ли вы? Я же помешаю вам. Я могу выйти в другую комнату, мне так и следует сделать, я уйду, уйду, и тебе не придется прикрываться, вы массируете все тело? или что? Только, может быть, спину?.. - спрашивала она, не интересуясь ответами. И про спину она спросила зря, потому что он лежал именно на спине... Рита заговорила, все более отчего-то волнуясь и заражаясь этим волнением. - Но почему ты лежишь на столе, почему? У тебя такое лицо, что плохая примета - лежать на столе, - с ходу придумывала она "приметы". Массажист по-рабочему, как-то по-простому улыбался, не вникая в смысл ее слов, а только благодушно и благодарно всматриваясь ей в лицо. Они обменялись понимающими взглядами: голова фотографа со стола и нависшая над ним голова массажиста.
- Так нет, отчего же ты должна уходить, напротив, не уходи, я не стесняюсь, - опять сдавленным "лежащим" голосом проговорил фотограф.
- А мы, собственно, все... - вставил приветливый массажист, но Рита прервала его скромный голос и заспрашивала опять:
- Но отчего ты накрыт одеялом, сними одеяло, массируйся: ничего стыдного в этом нет... - как бы уговаривала она его.
- Когда тело отмассировано, - опять вмешался массажист, - на нем нужно сохранять тепло. Поэтому-то и одеялом, одеялом... его, - вывернулся он из своей "народной" фразы. Он улыбнулся. Взял непокрытую руку фотографа, стал потряхивать ее, потом схватился своей розовой рукой за его пальцы и стал каждый по отдельности палец потирать с особенным, как Рите показалось, старанием и усердием, как будто он сдавал экзамен. Фотограф с беззащитным лицом лежал на белой простыне: то он с какой-то высшей "покойницкой" покорностью глядел в потолок, то оборачивался на Риту, хотя это было неудобно для его шеи, и улыбался ей многозначительно. Потом он даже высунул язык - но это у него не получилось, потому что он не умел делать этого, это ему было не свойственно, и делал он это первый раз в жизни. Но он подумал, как-то так, наверно, нужно делать для нее, молодой, - она должна оценить это. Он улыбнулся. Она поправила на нем одеяло, и чтобы больше не смотреть на это зрелище, отошла к окну.
