Можайский-5: Кирилов и другие | страница 74
Можайский потупился.
— В утешение вам могу сказать, — голос Митрофана Андреевича немного смягчился, — что и мне… да и вот: господам Инихову и Чулицкому, по-видимому, тоже… ничего подобного и в голову не пришло! И если бы я не встретился с Анастасией Маркеловной и… гм… не произвел бы на нее должного впечатления…
— Не запугали бы, говоря проще!
Митрофан Андреевич повернулся в сторону Гесса:
— Да, Вадим Арнольдович: можно и так сказать. Но ведь важен результат, правда?
Гесс, как до него Можайский, потупился.
— Так вот, господа, всем нам в утешение: я тоже узнал об этом совершенно случайно… по большому счету, никакой особенной заслуги в этом у меня и нет!
Митрофан Андреевич замолчал.
— Каденак! — вдруг вырвалось у меня. — Но разве это не вино?
Полковник усмехнулся:
— Я всё ждал: когда же кто-нибудь сообразит! Поздравляю, Сушкин: вы — первый!
— Так он еще и любителем изысканных вин являлся — этот ваш Бочаров? Как еще объяснить такой странный выбор фамилии?
Митрофан Андреевич пояснил, причем на удивление — в такой ситуации — серьезно:
— Нет, дело не во вкусе к хорошему вину и даже не в вине вообще. Дело в одной легенде, которую Бочарову рассказал Кальберг.
— Что за легенда? — спросил я.
— Не знаю, нужно ли…
— Прошу вас!
Вы, читатель, понимаете, что всё это уже — полное отступление, а потому с легким сердцем можете следующую страницу пропустить. Я изложил на ней в литературном виде услышанный от Митрофана Андреевича рассказ. Быль по его уверении. А точнее — по уверению барона Кальберга, который за бутылкой вина поведал о ней Бочарову; тот — сестре, а уже сестра — полковнику.
Возвращение домой
Первый месяц весны. Туман с реки поднимается так, что днем из долины не виден склон горы — только вершина, призрачный снег которой сливается с таким же призрачным небом. Ночью звезды тускнеют на фоне далекого белого пятна. Утром идет дождь. Уходящая вверх тропинка теряется в пелене. Замок на окраине деревни служит последним ясным ориентиром. Запах сырой земли, уже неспособной впитывать воду. Тяжелая глина липнет на обувь. Кусты очнулись от зимней спячки, их гибкие, влажные, красноватые ветви бьют по рукам и цепляются за одежду, словно удерживая тех, кто спешит узреть невиданное чудо. Им ничего не известно о том, что увидел старик Жозеф на старом перевале.