Итак, заполненный блокнот я сунул в карман пиджака, очинил карандаш и вернулся в гостиную.
— Готов? — спросил меня Можайский?
— Готов! — ответил я.
— Тогда, — Можайский повернулся к Митрофану Андреевичу, — прошу вас.
Митрофан Андреевич дождался, чтобы его сиятельство устроился в кресле и, сам продолжая стоять, вернулся к своему рассказу.
— Когда всю нашу троицу забрали в участок, Анастасия бросилась следом, стараясь, однако, не привлекать к себе внимание. У рынка[43] она осмотрелась и очень вовремя: оба господина — Кальберг и Молжанинов — стояли в компании полицейского чина неподалеку и явно никуда не собирались. Бочарова с ними не было. Но так как участок — вот он — был, что называется, здесь же, Анастасия сообразила, что произошло: первым на беседу с дежурным отвели ее брата, а двум другим дебоширам — одетым с претензией и явно относившимся к более высокой прослойке общества — позволили дожидаться снаружи. Анастасия притаилась у городских лавок[44].
События развивались неспешно, но и не медленно. Несколько минут спустя из участка вышел Бочаров. Он подошел к Кальбергу, Молжанинову и полицейскому, что-то сказал последнему, и тот, привычным жестом отдав честь, удалился. Троица осталась предоставленной самой себе, что означало явное освобождение от ареста, задержания или чего уж там вообразила себе Анастасия. Впрочем, еще минуту спустя произошло волнующее событие, но и оно осталось без последствий…
Митрофан Андреевич бросил взгляд на Гесса. Тот уловил его и вздрогнул.
— Из участка вышел полицейский чиновник в чине коллежского асессора и было направился прямиком к Молжанинову, Кальбергу и Бочарову, все еще остававшимся на месте, но затем круто изменил направление своего движения и, перебежав через проспект, скрылся в Волжском переулке.
Гесс покраснел:
— Я торопился… не заметил…
— Да, мы уже слышали это!
— Я просто… просто решил сократить дорогу: через дворы гутхейлевской фабрики!
— Бывает…
— Довольно, господа!
И Гесс, и даже Митрофан Андреевич — даром, что и чином был выше — всполошились от окрика: один с облегчением, другой — с виноватой полуулыбкой.
— Довольно! — повторил Можайский и вновь откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.
Митрофан Андреевич без всяких переходов продолжил:
— Появление чиновника вызвало переполох. Кальберг стремительно поднял воротник пальто и, нахлобучив на голову шляпу, отвернулся. Молжанинов встал бочком и прикрылся Бочаровым. Тревога, однако, оказалась ложной, и как только чиновник бросился бежать через проспект, Кальберг и Молжанинов заулыбались, а Молжанинов даже похлопал Бочарова по спине. Дальше все трое стронулись, наконец-то, с места и пошли в противоположную сторону: прямо вдоль проспекта и словно бы к пожарной части. Так оно и оказалось, только Молжанинов и Кальберг, не доходя до перехода к части, распрощались с Бочаровым и, взяв извозчика, укатили восвояси. Бочаров же остался стоять, причем на его лице Анастасия ясно читала большое удовольствие.
