— Будем считать так, — ответил я холодно, но все же не отстранившись.
Тогда Митрофан Андреевич сам отошел и — похоже, вздыхать и впрямь вошло у него в привычку — шумно вздохнул:
— Вернемся к нашим баранам…
Послышался смешок.
Я быстро огляделся, но на лицах ни у кого из тех, кто находился в моей гостиной, не было ни смешинки. Все они казались серьезными и сосредоточенными. Пожалуй, даже слишком. Уж один-то из них точно только что хихикнул!
— Иван Пантелеймонович! — требовательно обратился я к можайскому вознице. — Над чем это вы смеетесь?
Однако моя догадка оказалась неверной, и от этого вышло только хуже.
Иван Пантелеймонович почесал свою лысую голову, затем покачал ею, затем сдвинул к переносице брови, затем…
— Цеп, побивающий других, бьет самое себя! — как-то особенно деликатно провозгласил он, что совсем не вязалось со смыслом им сказанного. — Вам, сударь, следует знать это… да вы и знаете, я полагаю! Вопрос лишь в том — и, между прочим, я на него ищу ответ аккуратно с нашей первой встречи, — кто сами вы есть: цеп или другие?
— Иван Пантелеймонович…
— Да, сударь! — Иван Пантелеймонович не дал мне высказаться. — Да! Кто вы?
Я растерялся:
— Но…
И вновь Иван Пантелеймонович меня перебил:
— Нет: вы не должны отвечать.
— Помилуй!
— Вам нужно решить. А уж что вы решите, пусть остается с вами: так надежней.
Можайский:
— Иван Пантелеймонович! Ты и меня пугаешь!
Иван Пантелеймонович сгреб в руку свою окладистую бороду и — хитро заблестевшими глазами — воззрился на его сиятельство:
— А и то ведь, батюшка: по месту и почет!
Эта загадочная фраза, никак, по-видимому, не связанная с предыдущими, положила конец препирательствам: кто-то недоуменно смотрел на Ивана Пантелеймоновича, кто-то — посообразительней, возможно — отвернулся, пряча улыбку, а кто-то — как я, например, и его сиятельство — пожал плечами.
Митрофан Андреевич так и вовсе махнул на Ивана Пантелеймоновича рукой:
— Ладно, пошутили и хватит!
— Хватит, хватит, — подхватили тогда мы все, — продолжайте, Митрофан Андреевич!
Кирилов продолжил:
— Как бы там ни было и какие бы чувства мы с Анастасией ни испытывали друг к другу, но на этот раз, похоже, нам удалось прийти к окончательному соглашению беседовать без утайки.
«Я правду вам говорю, — повторила Анастасия, — того, второго, человека я не только видела в первый раз в жизни, но и после никогда не встречала. Что же до его имени, то я, конечно, пыталась выспросить его у брата, но тот лишь отмахнулся: мол, никто и звать никак!»
