Можайский-5: Кирилов и другие | страница 32



— Псих! Натуральный псих!

— Да полно… итак, явился он в лавку, нашарил нужные ему вещи, не побоялся засветить огонь, чтобы тут же, на свободно стоявшей машинке, отпечатать загадочное послание владельцу, бросился к оранжерее, устроил поджог, вернулся в лавку, вызвал по телефону пожарную команду, снова побежал домой… И ведь заметьте: его план, несмотря ни на что, сработал. Возникли, правда, определенные трудности с получением страхового возмещения: с подачи Митрофана Андреевича, рассказавшего страховщикам о подмеченных странностях, общество долго вело расследование. Но, тем не менее, прямых улик против Грулье не обнаружилось, и возмещение ему все-таки выдали.

Я закончил рассказ.

— Но почему же ты, — Можайский, — не сообщил обо всем этом раньше?

На этот раз я не смутился:

— Видишь ли, по мере того, как я проводил собственное расследование, этот Грулье нравился мне все больше и больше. Он, как я уже говорил, и человеком-то оказался совсем неплохим — просто попавшим в отчаянное положение. И устроил все так, чтобы никто — даже собачки! — не пострадал. А ведь чего было проще, как взять и запалить без всяких затей? Наконец, я не видел достаточно веской причины идти в полицию со своими разоблачениями. Свой долг честного обывателя я выполнил: направил к тебе Кёнига с запиской, а также напечатал в газете отчет. В этом моем отчете было достаточно деталей для того, чтобы понять, кто именно виновен в поджоге. Достаточно деталей для того, чтобы, поняв, шаг за шагом провести точно такое же расследование, какое провел я сам, и установить все те же самые факты. Я ли виноват, что никто ничего подобного не сделал?

Можайский покачал головой.

Чулицкий издал какой-то подозрительный звук — что-то вроде покашливания — и обратился к Инихову:

— Гм… гм-гм… Мне послышалось или Сушкин и впрямь о чем-то говорил?

Инихов:

— Послышалось, Михаил Фролович: Сушкин все эти десять минут был нем, как рыба!

— М…да. Староват я стал. Туговат на уши…

Митрофан Андреевич посмотрел на одного, на другого, переступил с ноги на ноги и выпалил:

— Да чтоб вам!

— А что такое, Митрофан Андреевич?

Брант-майор рассердился не на шутку:

— Я все понимаю, господа, сам, в конце концов, жалостлив до невозможности, но нельзя же так! Хотим мы того или нет, поджог — преступление. Я…

— Вам жаль тех денег, которые получил Грулье?

— Да причем здесь деньги! — Митрофан Андреевич топнул так, что вибрация прошла по всей гостиной. — Пожар — не шутка! Пожар — опаснейшее бедствие…