Инихов, окружая себя облаками табачного дыма, благодушно закивал.
— …вдруг хлопнул себя по лбу, взял меня за локоток, побуждая отпустить из хватки прижатого к стене беднягу, и, едва я того отпустил, отвел меня в сторону:
«А ведь это — человек из общества!»
— Элегантный?
«Он самый. — Сергей Ильич понизил голос до шепота, чтобы никто, проходи он мимо, нас не услышал. — Судите сами. Юлят оба: и этот, — кивок в сторону аквариумного, — и генерал. Очевидно, оба и нападавшего узнали! Вряд ли генерал обладает обширным кругом сомнительных знакомств. Логичнее предположить, что напавший на него известен ему по свету. И занимает этот разбойник такое положение в свете, что генерал не решился довести ситуацию до приличного в таких случаях завершения и просто-напросто послать ему вызов или хотя бы прилюдно высмеять. Непонятно, правда, зачем он, испугавшись прямых последствий, инициировал это нелепое следствие, но какое-то объяснение быть должно!»
— Догадка Сергея Ильича показалась мне разумной. И хотя, окажись она соответствующей действительности, оставался непроясненным еще один момент — наличие в истории оборванца, — выглядела она заманчивой и многообещающей. Посовещавшись, мы с Сергеем Ильичом решили вернуться к генералу и поговорить с ним начистоту.
Инихов кашлянул.
— Да?
— Барышня.
— Ах, да, — спохватился Чулицкий, — барышня! Дело в том, что прямо у ротонды все это время — пока мы находились в ресторане — стояла удивительного вида барышня. Приметили мы ее и раньше: еще когда подъехали. Да и как было не приметить ее! Представьте себе, господа, особу юную — лет, вероятно, шестнадцати, не больше, — одетую с изысканной и дорогой простотой, с лицом, отчасти еще детским, но уже и со всею свойственной женщинам прелестью… матовой смуглости, с как будто исподволь проступающим румянцем… добавьте пухлые — тоже еще по-детски — губы, уже очерченные, однако, так, что чувственность их не вызывает никаких сомнений! Каштановые, шоколадного оттенка волосы под шляпкой с бутоном розы никак не сочетающегося цвета — бледного, ненасыщенного…
— Михаил Фролович!
Чулицкий вздрогнул и замолчал, моргая глазами.
— Пощадите молодых людей, — Инихов кивнул в сторону стоявших рядом друг с другом Любимова и Монтинина, — смотрите: они уже взмылены и бьют копытом!
Поручик и штабс-ротмистр, действительно завороженно слушавшие Чулицкого, одновременно покраснели.
— Да будет вам, господа, — промямлил поручик, едва наши взоры обратились на парочку молодых офицеров, — что в этом такого?
