Мне с такой защитой не справиться.
Было бы время, стер бы я эту гадость. Вскрыл бы по буковке, по грамму, по крупице. Даже фамилию владельца узнал бы.
Но времени нет.
В ухе у цыгана серьга, а под шапкой черных волос — та же отметина. Я обхожу его стороной, жилками устремляюсь в покойницкую.
Во внешнем пласте Сагадеев уже умолк. Куда-то пропал Тимаков. Пылит дорога. Солнце давит на макушку.
На миг я задумываюсь, какой же силе я противостою.
Безумным людям с «пустой» кровью. Уголовникам, уведенным под защиту и помеченным как вещи. Как яйцо. Как зеркало.
Кого ждать еще?
В покойницкой горит масляная лампа. Нагар тянется вверх по стене. В круге света — занавесь и край стола. Еще столы угадываются дальше.
Всего трупов шесть.
Я не чувствую ни холода, ни трупного запаха.
Рассеянная веером кровь ищет, находит каждого из шести. Лобацкого среди них ожидаемо нет. Скорее, подготовленный к выносу, он лежит где-то в коридоре. Зато у входа, до плечей накрытый покровом, обнаруживается свежий покойник.
Убитый «козырь».
Худощавый, скуластый, с косым разрезом глаз.
Все-таки одного из них подстрелили.
Жилки блеклые, сникшие, с краев уже начался распад, покров на животе намок. Кисть, выскользнувшая из-под покрова, испачкала пол красным.
Стоп.
На трупе нет защиты. Вместо пятна крови — на лбу черный кружок выгоревшей кожи.
Что ж, это разумно, чтобы со смертью твоего подручного не оставалось никаких следов. Я не я, и кровь не моя. Поди там что докажи.
Только вот предусмотрительность предусмотрительностью, а человечка-то, такого вот беззащитного, можно и поднять.
Пока не поздно еще.
Я легонько сплетаю жилки на мертвой кисти. Красно-белое — к серому. Ощущение, словно трогаю нечто скользкое, податливое. Гнилое.
Не люблю работать с мертвецами.
— Бастель, вы как?
Сагадеев приблизился, заглянул в лицо.
Я с трудом сфокусировал на нем зрение, всплывая от темных стен покойницкой к багровости обер-полицмейстерских щек.
— Попробую освободить вход… дам знак…
— Очень хорошо.
За спиной Сагадеева разбегается по лопухам новоприбывший пехотный взвод.
Пехота — это славно, думается мне. Лишние люди не помешают.
И снова — морг.
Захваченной кистью я пробую согнуть пальцы. Неуверенно, но ладонь раскосого мертвеца все же сжимается в кулак. Ага, сейчас локоть…
Жалко, при трупе нет револьвера. Не чувствую. Видимо, избавили дружки от оружия. А вот за голенищем есть нож.
Я торопливо забираю чужое тело под свой контроль. Узкие глаза взблескивают белками. Челюсть раскрывается и схлопывается. Подтягивается к животу нога.
