— Господин показался мне испуганным.
— Что?
Майтус кивнул.
— Господин сказал: ложись. Я лег. Железо холодное. Вода холодная. Господин нож мне подал, а я взять не могу, пальцы…
Он мотнул головой. Ему было стыдно за ту свою слабость.
— А потом?
— Потом взял. Господин сказал: успокойся, режь быстро, но не глубоко. Положил мне ладонь на затылок. Сказал: вдохни. Я вдохнул. Сказал: режь. Я и чиркнул. А он сказал: вот и хорошо.
Я снова колупнул коросту.
Майтус поморщился, но отдергивать руку не стал.
— Больно?
— Жжется, господин.
Я заглянул ему в глаза.
— Майтус, мне нужно точно знать, что тебе говорил отец. Почему он был напуган. Что его испугало.
— Он сказал, что ошибся.
— В чем?
— Не знаю, господин. Я ослабел. Я плохо слышал.
— Погоди.
Я подтянул к себе мундир.
Вот она, воткнутая в подкладку игла. А вот и платок. Плотный, не сразу и прокусишь.
— Потерпишь, Майтус? — спросил я.
Ответом был судорожный кивок.
Мизинец? Средний? Указательный? Я подул на многострадальные свои пальцы. Какой колоть сейчас?
Указательный.
Игла клюнула подушечку. Кровь выступила влажной бусиной.
— Майтус, — сказал я, — возьми платок, сожми в зубах. А то перебудим тут всех.
— Да, господин.
Кровник забил платок в рот.
Я поправил его руку, чтоб коростой смотрела ровно на меня. Ладонь была липкая, потная.
— Боль будет острой, но короткой.
Майтус зажмурился.
Я выцелил ящерку. Стиснул поудобней иглу.
О, сколько раз я уже колол свои и чужие пальцы, плечи и шеи! Чаще, конечно, свои. А еще, бывало, самому Огюму Терсту.
Здесь важен упор локтя. И хват.
Игла опустилась.
Майтус дернулся, замычал, отбив в пол пяткой.
Из-под коросты брызнула, бирюзово блеснув, капля крови, я торопливо прижал ее указательным.
— Айма тиан шэ…
Кровь смешалась. Моя, отца, Майтуса.
Я моргнул и увидел тяжелую тканую портьеру. Она посеклась справа и золотилась там солнечным светом. Но вокруг было темно.
Пальцы держатся за край железной ванны. Дрожь засела в теле. Холодно. Холодно. Торчат из воды колени. Мои? Чужие? Дрожат.
Поворот головы ловит тень в красном халате и белых кальсонах. Тень скользит мимо. Свеча в шандале выхватывает худое лицо.
Отец!
Нет, не видит, не слышит. Занят. Встал спиной. Движения сухи, работают локти. Что-то звенит. Шелестят листы.
Отец наконец приближается, подает нож. Пальцы скрючились, попробуй ухвати. Как же разлепить-то?
Успокойся, говорит отец, показывает — мою? чужую? — руку, — вот вена, вскрывай быстро и неглубоко.
Бормочу. Я что-то бормочу.
