— До свидания, господин Кольваро, — голос мальчишки догнал меня уже у самой двери.
Тренькнул колокольчик.
Господин бывший корабельный лекарь так со мной и не попрощался.
После аптечной темноты уличные краски показались мне слишком яркими. Вызывающая пестрота. Я поморгал. Нашел у афишной тумбы Майтуса и махнул ему рукой. Мы вернулись на Каменную, затем — к безымянному трактиру. Разбудили дремлющего возницу.
До «Персеполя» добрались без приключений.
В сиреневых вечерних тонах. Никто не катил за нами специально. Никто не пытался на меня напасть.
В нумере все вещи обнаружились на своих местах.
Наверное, я жду от убийцы или убийц слишком многого. Нервничаю. И здесь они, и там они. Кровь, всюду кровь…
А Сагадеев, значит, что-то усмотрел в давней дуэли.
Отпустив Майтуса, я лег. Пригасил свечу. Как учил Огюм Терст, мысленно нашел эпизод в памяти. Сдул пыль времени. Краски и детали, конечно, уже поблекли, но самое важное…
Отступление
Красное солнце вот-вот свалится с Драконьего хребта в ночь.
Душно. Неподвижны акации и кипарисы. Неподвижны огоньки масляных ламп на башенках. Звон гонга растекается в густом медовом воздухе — вроде смолк, но нет, еще звучит, отдаляясь, в надвратной арке, в гребенке ползущего по холму виноградника. И внутри. Долгий обход близится к концу. Осталось подняться в гору к восточному наблюдательному посту. Отваливаются за спину утонувшие в собственных тенях глиняные мазанки и каменные дома. Скрипит камень под каблуками.
Надо же, помню!
Дробный топоток торопится навстречу. Барышня бежит, посекундно оглядываясь назад. Солнце окрашивает воздушное платье в тревожно розовый цвет.
Ах, она прекрасна, но слепым мотыльком летит прямо на меня.
Отступаю в сторону. Ловлю? Ловлю локоток.
— Что же вы, девушка!
Блеск глаз. Приоткрытый рот.
— Он! Он!
Я успеваю заметить треснувший, оголивший кожу рукав.
— Бастель!
Рык нагоняет девушку.
Издавший его сотник выплывает из тени кипариса и мягким шагом подходит к нам.
— Бастель, ты поймал ее!
Жапуга пьян.
Но не так, чтобы не чувствовать ни ног, ни головы. Шаг пружинист, углы губ вздернуты в улыбке, грудь ротмистра распирает азарт погони.
Белая рубашка, песочного цвета панталоны.
— Господин сотник!
Жапуга тянет руку к девушке, не обращая внимания на окрик. Приходится встать между. Лоскут от рукава остается у сотника в пальцах.
— Шустрая!
— Еще шаг, господин сотник!
Барышня — за спиной. Икает. Ладонь — на эфесе сабли.
Жапуга кривится и машет на меня словно на мошкару:
