Подходила к ночному ресторану, а там парковка в полутьме и машины длинными рядами. Заманил мужской ласковый голос, бархатный такой, глубокий: присядьте, девушка, на заднее сиденье, полюбезничаем. Сотня долларов не повредит? Очень даже не повредит, молодой человек! Села, а как только угнездилась, нож блеснул! И рожа страшная, оскаленная! Патлы длинные, очки на носу… Увернулась, ручку давай искать, а нет на дверце изнутри ручки! Лезвие блузочку рассекло, ключицу задело – махал, ублюдок, пером, а опыта, видать, маловато. Снова перекатилась, а на левой дверце тоже ручки нет! Отличная ловушка! Тут как гаркнет ему прямо в рожу: «Ура-а-а!!!» Тот и растерялся, выпал в осадок. А Лизавета девушка резкая, вонзила пальцы маньяку в глаза да оттолкнула что есть мочи – тот и грохнулся виском о приборную панель. Нож выронил. Рыбкой нырнула через спинку, давай в переднюю дверь выползать. Руками по земле, а тот за ноги держит, не пускает. Молчит, зараза. Ножик, видать, оброненный ищет. Молотила пятками – выпала. Подпрыгнула – давай ближайшие машины пинать как следует: такой концерт поднялся!
Чесанула в ресторан, охранника сбила и какому-то пузану прямо в брюхо впилилась – он как раз в туалет направлялся. А у испуганной девушки видок, надо признать, весьма непосредственный. Ну и выпалила ему всю правду, проплакалась в объемистую жилетку. А мужчина серьезным показался, положительным. Смотрел на нее с такой неподдельной отцовской заботой…
Маньяка, вестимо, не нашли, но жизнь у Лизы с той поры как-то вдруг начала налаживаться. Съемная хата в центре, все удовольствия, одна лишь издержка – строгий наказ: на стороне не блудить, сидеть дома и пару раз в неделю ублажать потного толстяка, занимающего видное место в городской иерархии…
– Да пошел он в баню, этот окорок! – в сердцах воскликнула Лизавета, опустошая емкость: – Лучше бы меня маньяк тогда зарезал! Надоел хуже горчичника… Костя… – она вцепилась ему в плечо, – этот фраер уже спит. Он выселил меня в пустой номер – ну там, в восточном крыле… Вы, ей-богу, мне очень нравитесь, Костя. Пойдемте чего-нибудь придумаем…
В заводных постельных сценах он давно не участвовал. С Машей выходило скромно – по-семейному. Положение спас Коржак, весьма своевременно объявившийся на крыльце. Осмотрел подотчетные владения, заприметил парочку на скамейке и насмешливо присвистнул.
Елизавета виртуозно выругалась.
– Простите, – облегченно вздохнул Максимов, – мне еще кое с кем предстоит пообщаться. Не сидите здесь, Елизавета, замерзнете, идите спать. Я, возможно, загляну.
