— На, старушка. Это тебе. Не бойся, здесь нет ничего худого…
Первое время курице дым не нравился. Она отворачивалась и недовольно ворчала. Но постепенно привыкла. Ей даже стало нравиться. И теперь, когда старик садился у мангала, она устраивалась рядом и ждала свою порцию дыма. Получив ее, курица погружалась в блаженное состояние, все представлялось ей словно в тумане, и она сонно закрывала глаза. Старик похлопывал себя по коленкам, мурлыча что-то под нос. Ни слов, ни мелодии разобрать было невозможно. Просто он изливал так свою тоску, словно выдыхал ее вместе с дымом. После нескольких затяжек старик прислонялся к стене и, уставившись в потолок, шумно вздыхал:
— О, этот низкий, подлый мир…
Тяжело поднявшись, старик наливал курице воды, сыпал зерна и приговаривал:
— Вот, старушка, подкрепись, а то ведь проголодалась.
Потом он шел в комнату, ложился в постель и, закрыв глаза, устало говорил:
— А теперь давай спать, старушка. Спокойной ночи…
Просыпался он в плохом настроении и на весь день уходил из дому.
* * *
Однажды вечером старик вернулся в мрачном расположении духа. Таким курица его никогда не видела. Он сел возле мангала, и по щекам покатились слезы. У курицы сжалось сердце. Она вообще жалела старика.
Долго он так сидел, не вытирая слез. А курица на него смотрела. Затем он, как обычно, вдохнул белый дым, закашлялся, сделал еще затяжку и, глядя на курицу красными, воспаленными глазами, проговорил:
— Нет горше этой жизни, старушка… А это тебе… — и он выдохнул на курицу дым.
Курица ощутила знакомый, приятный запах. Ноги обволакивала ватная усталость. Воздух вокруг становился вязким и осязаемым. Ей казалось, что если она расправит крылья и попытается ими взмахнуть, то они увязнут в густом воздухе, а земля уплывет из-под ног. Все предметы летали над головой.
— Старушка, зачем только мы приходим в этот мир? Ради чего живем?
Старик с силой ударил себя кулаком в грудь.
— Однажды вот здесь разорвется… — крикнул он, — от боли и тоски…
Глаза его снова наполнились слезами.
— Для чего я живу? Скажи ты мне, для чего? Чтобы кривляться и смешить людей на базаре? — Как всегда, он прислонился к стене. — О, этот подлый, низкий мир…
Он посмотрел в полузакрытые глаза курицы.
— А что ты делаешь целыми днями, когда меня нет? Ведь не сладко тебе в одиночестве?
Старик помолчал.
— Ладно, что-нибудь придумаем.
На следующий день старик принес шесть белых, красивых яичек, показал курице и сказал:
— Ну, старушка, гляди, что я тебе принес! Скоро ты у меня будешь с цыплятами гулять по двору. Целых шесть штук. А они будут бегать и пищать. Вот так… — и старик забегал по сеням, изображая цыплят. — А если расшалятся или набедокурят, ты им всыпь хорошенько. Ясно?.. — и он сердито заклокотал своим старческим голосом, затряс головой и весело произнес: — Ага, вот здесь будут бегать цыплята, маленькие пискуны. Я за ними, а они от меня. Из угла в угол. — Старик засеменил, потом встал на четвереньки и, радуясь как ребенок, с хохотом прополз от стены к стене.
