— Давай поедем на гановерском автобусе, — предложил Эндрю.
— Мне придется чертовски далеко идти, к ты поезжай.
— Я поеду вместе с тобой.
— Как хочешь.
На углу Грэнд Парейд, рядом с вокзалом, небольшая группа людей, как обычно, совершала вечернюю молитву. У Эндрю возникло непреодолимое желание подойти и послушать. Эйб сначала противился, но Эндрю удалось его уговорить.
— Давай подойдем к «им, по-моему, они великолепны.
— Меня абсолютно не интересуют методисты-прыгуны.
— Их искренность не для этого мира.
— Еще бы.
— Ничего не поделаешь, придется ждать проклятый автобус. Тем временем мы могли бы приобщиться к иной вере.
— Ну, так и быть, идем.
Они направились к группе молельщиков. Эндрю предчувствовал, что сейчас на него нахлынут горькие воспоминания. Он боялся бередить старые раны и тем не менее с садистской жестокостью шел на это. Впрочем, выросший в трущобах шестнадцатилетний подросток, у которого дома умирала мать, и выпускник университета, без пяти минут учитель, почти взрослый человек, должны по-разному воспринимать эту сцену. Он старался напустить на себя как можно более равнодушный вид.
Апостолики — в большинстве своем богобоязненные работяги с банджо и их худощавые, постоянно недоедающие, такие же богобоязненные жены. Они были в латаных-перелатаных одеждах и пели молитвы гнусавыми гортанными голосами. Эндрю вспомнил маленького мальчика, который однажды в дождливый вечер много лет назад предложил ему молитвенник. Теперь он, должно быть, взрослый парень. Интересно, сейчас он тоже предлагает прохожим молитвенники или давно покончил с этим?
Красивый приметный мужчина лет под тридцать читал молитву. Он произносил слова более отчетливо и выразительно, чем остальные. На лбу у него выступили крупные капли пота, в уголках рта собралась слюна. Говоря о вечных муках ада, он то возвышал, то понижал голос. Заметив Эндрю и Эйба, он почтительно кивнул головой.
— С кем, черт побери, он здоровается? — спросил Эйб слегка раздраженным тоном.
В ответ Эндрю неожиданно оказал:
— Пошли.
— Ты его знаешь?
— Нет. Пошли.
— Подожди немного. Автобуса все равно пока нет.
— Пожалуй, с меня хватит.
— Но ведь именно ты настаивал, чтобы мы подошли к ним.
— Да, я. Но это было ни к чему. Если я тотчас же не уйду отсюда, меня стошнит.
— Ладно, пойдем.
И когда пришел автобус, Эндрю был по-прежнему угрюм и молчалив. Эйб не мог понять причины этой резкой перемены и вопросительно смотрел на Эндрю. Тот чувствовал, что внутри у него все переворачивается, голова разламывается от боли. Но разве мог он объяснить Эйбу, какие воспоминания пробудила в нем эта уличная сценка, и разве мог он сказать, что человек, читавший молитву, — его родной брат Дэниель?!
