Начались суматошные дни, заполненные до предела. Английский, латынь, история, философия, расписания, конспекты, консультации. Это были дни полного безумия, когда ему казалось, что стоит чего-нибудь упустить — и все рухнет. Волшебство Шекспира и Чосера. Gladly wolde he lerne and gladly teche [Титания, удалец Основа — персонажи комедии]. Покой в объятиях Титании с удальцом Основой[Шекспира «Сон в летнюю ночь».]. Стенания сумасшедшего Лира среди зарослей вереска. Очарование Арденнского леса. Первые дни в университете.
О каждом изменении в расписании необходимо ставить в известность заведующего учебной частью. Лекция по истории будет в двадцать седьмой аудитории в одиннадцать двадцать пять. Эндрю с благоговением оглядывает увитые плющом аудитории и снующих вокруг студентов. Любовная тоска Катулла. Героическая «Энеида» Вергилия. Он снова и снова произносит вслух: «At nunc horrentia Martis, arma virumque cano»[И теперь я воспеваю ужасное Марсово оружие и мужа (лат.).], чтобы уловить трепетный ритм. «Я славлю оружие и воина». Это были дни, когда он, преодолев смущение, растворился в массе однокурсников — черных, белых и коричневых. Эйб, кажется, сразу почувствовал себя в родной стихии. Империя Александра Македонского. Великий раскол. Французская революция не принесла ни свободы, ни равенства, ни братства. Постепенно Эндрю распутывал сложные философские теории. Декарт, Платон, Гоббс, Гегель. Голова шла кругом, и он был не в состоянии осмыслить все новые и новые понятия.
А потом все пришло в норму, и волнения первых дней улеглись. Эндрю с головой окунулся в учебу, давая себе передышку лишь по воскресеньям, если представлялась такая возможность. В первый же день нового семестра он решил помириться с Эйбом.
— Я очень сожалею о том, что произошло между нами, старина.
— Да, разговор был любезный, ничего не скажешь.
— Я сказал не то, что думал.
— Верю.
— Ты можешь меня простить?
— Ведь я уже говорил тебе, что у меня покладистый характер.
— Заносчивый нахал!
— От нахала слышу!
Мириам, как всегда, хлопотала на кухне. Кеннет всем своим видом показывал абсолютное безразличие к Эндрю. Чтобы привыкнуть к университетской жизни, требовалось какое-то время, но, как только он освоился с новой обстановкой, все пошло как по маслу. Ни на минуту не затихали горячие споры. Обсуждались политические теории. Социализм. Фашизм. Капитализм. Демократия, отвергающая расизм. После долгих бесед Эйб убедил его вступить в Ассоциацию современной молодежи. И вот Эндрю идет на первую лекцию — «Колониализм и Африка». И опять новые понятия, и опять споры. Протесты. Империализм, как высшая стадия капитализма. Легкая промышленность в Южной Африке. Проблема класса и касты. Эйб в первом ряду. Парирует и сам наносит удары. Собрание выдвигает следующее предложение… Господин председатель, я хочу возразить последнему оратору. Хочу внести резолюцию о недоверии. Разрешите мне высказаться относительно порядка ведения собрания, господин председатель. Теоретизирование, морализирование, обобщения, обличения, избитые фразы, штампы… Кто-то цитирует Ленина. Кто-то ссылается на Спинозу: «Еще в семнадцатом веке Спиноза сказал: «Платон предписывает коммунизм для класса правителей». Человек рождается свободным, но всюду он скован цепями. Бэкон, Вольтер, Ницше. Господин председатель, я хочу выступить и отвергнуть ранее выдвинутое предложение. Предложения, контрпредложения, поправки. И так продолжалось до тех пор, пока Эндрю не освоился настолько, что сам с жаром ринулся в словесную драку.
