Ому | страница 52

Насмешки матросов, вероятно, привели маори в бешенство; как бы то ни было, едва шлюпка опять сблизилась с китом, он с гарпуном в руке прыгнул зверю на спину, и какой-то головокружительный миг его видели там. В следующее мгновение вода вокруг вспенилась и яростно забурлила, и оба скрылись из глаз. Матросы отгребли в сторону, травя линь со всей быстротой, на какую только были способны. Впереди не было видно ничего, кроме красного от крови водоворота.

Но вот из глубины вынырнуло что-то темное; линь стал натягиваться, затем шлюпка с быстротой молнии понеслась по волнам. Кит был «взят на линь» и теперь со страшной скоростью тащил за собой лодку.

Где же находился маори? Смуглая рука появилась на планшире, и гарпунщика втащили в шлюпку в тот самый момент, когда вода под ее носом закипела.

Вот что за человек или, если угодно, дьявол был Бембо.

После того как капитан отбыл, береговой бриз стих, и, как обычно бывает у здешних островов, к полудню наступил мертвый штиль. Делать было нечего; следовало лишь поставить нижние прямые паруса, спустить кливер и стоять, покачиваясь на зыби. Покой стихии передался, казалось, и людям, и некоторое время на судне царила тишина.

Днем старший помощник, оставив капитана в Папеэте, вернулся на «Джулию». По словам юнги, сразу после обеда шлюпка должна была снова отправиться на берег с остальными пожитками Гая.

Поднявшись на палубу, Джермин намеренно избегал нас и ушел вниз, не проронив ни звука. Тем временем Долговязый Дух и я изо всех сил старались наставить команду на правильный путь; мы внушали им, что немного терпения и хитрости приведут в конце концов к тому же, чего они могли бы достичь силой, с той, однако, разницей, что события не примут серьезного оборота.

Лично я все время помнил, что нахожусь на иностранном судне, что английский консул рядом и что матросам не приходится рассчитывать на справедливость. Лучше было сохранять благоразумие. И все же я так сочувствовал команде — во всяком случае поскольку речь шла о реальных причинах ее недовольства — и настолько был убежден в жестокости и несправедливости намеченного, по всей видимости, капитаном Гаем плана действий, что в случае необходимости не задумываясь также прибег бы к насилию.

Несмотря на все наши старания, некоторыми матросами снова овладел дух непокорности, и они думали только об открытом мятеже. Когда мы спустились в кубрик обедать, эти ребята подняли оглушительный шум, от которого дрожал ветхий корпус. Много пламенных речей было произнесено, и оглушительны были возгласы одобрения, которые испускали матросы в поддержку ораторов. В числе других и Длинный Джим, или, как впоследствии прозвал его доктор, Спартанец Джим, тоже встал и обратился к кубриковому парламенту в таком духе: