— Да, он достаточно велик для двоих. Разве ты находишь, что он слишком велик?
Маленький лорд с минуту колебался.
— Нет, — сказал он наконец, — но я только подумал, что если бы здесь жили два человека, которые не были бы друзьями, то иной раз они чувствовали бы себя одинокими.
— А как ты думаешь, стану я твоим другом?
— Да, я думаю, что станете. Мы с мистером Гоббсом были большими друзьями. Я его любил больше всех, за исключением Милочки.
Брови старого графа сдвинулись.
— Кто это Милочка?
— Это моя мама, — ответил лорд Фаунтлерой тихим, совсем тихим голосом.
Возможно, он устал, ибо приблизилось время, когда он обычно ложился спать; возможно, его утомили волнения последних дней, возможно, усталость и мысль о том, что сегодня он будет спать не у себя дома, вдали от любящих глаз своего «лучшего друга», заставили его смутно почувствовать одиночество. Он и его молодая мать всегда были «лучшими друзьями». Он не мог не думать о ней, и чем больше он о ней думал, тем меньше хотелось ему разговаривать.
И когда кончили обедать, граф заметил, что лицо мальчика затуманилось, хотя он все-таки бодрился и опять, как прежде, подставил свое плечо деду, когда они возвращались в библиотеку. Но на этот раз граф гораздо легче опирался на него.
По уходе лакея Цедрик уселся на пол на ковер около Дугала и начал молча теребить уши дога и смотреть в огонь.
Граф не спускал с него глаз. Лицо мальчика было серьезно и задумчиво, и он раза два тихо вздохнул.
— Фаунтлерой, о чем ты думаешь? — спросил, наконец, граф.
Фаунтлерой мужественно постарался улыбнуться.
— Я думал о Милочке, — сказал он, — и… и я думаю, я лучше встану и похожу по комнате.
Он действительно встал, засунул руки в карманы и начал ходить взад и вперед по комнате. Глаза его блестели, губы были сжаты, но он высоко держал голову и ходил твердыми шагами. Дугал долго следил за ним глазами, потом тоже встал и принялся тяжело ступать за ним следом. Фаунтлерой вынул одну руку из кармана и положил ее на голову дога.
— Какой умный дог! Он мой друг. Он понимает меня!
— А что ты чувствуешь? — спросил граф. Он с волнением смотрел, как ребенок борется с впервые испытанной им тоскою по дому, и ему нравилось, что он так храбро старается пересилить себя. Его радовало это детское мужество. — Иди-ка сюда, — сказал он.
Фаунтлерой подошел.
— Я никогда не отлучался из дому, — проговорил он тихо, с грустным взглядом своих темных глаз. — Всякому непривычно чувствовать себя ночью в чужом замке, а не у себя дома. Но Милочка не очень далеко от меня. Она велела не забывать этого… и притом мне уже семь лет… и я могу смотреть на ее портрет, который она мне дала. — Он сунул руку в карман и вынул маленький фиолетовый бархатный футляр.
