Итак, я вернулся в Париж. В половине первого я заперся, не поев, в своем кабинете на улице Комартэн. Я действительно не испытывал чувства голода, лихорадочно принялся за работу, пытаясь тем самым привести в порядок свои мысли.
За последние дни я порядком забросил работу и только теперь это понял. До двух часов дня я просидел за письменным столом, разбирая почту, делая распоряжения своим секретарям, давал инструкции по текущим делам, то есть вел себя так, как если бы действительно намеревался уехать вечерним поездом. В тот ли момент пришло окончательное решение? Или решающую роль сыграло прочитанное мною позже письмо Одиль? Не знаю. И уже никогда не узнаю.
В два часа я ушел с работы и поехал домой. Я сознательно избегал оживленных больших магистралей, выбирал тихие боковые улочки, где располагались слесарные мастерские. Мне повезло: я нашел старую задвижку в первой же из них.
Таким образом, если прочитав письмо Лаборда, Одиль направится в беседку, у нее не будет никаких подозрений, так как задвижка будет уже на двери. Домой я приехал около трех часов и поспешил в парк, чтобы положить в тайник письмо соблазнителя. Именно здесь все и решилось. Дрожащей рукой я вытащил из дупла один конверт и положил на его место другой. Как вор, я прокрался в беседку, чтобы там прочесть письмо Одиль. Да и где еще было бы более естественно это сделать?
«Среда. Девять часов утра. Мне хочется писать. Это со мной редко случается, но сегодня утром у меня возникло такое желание. Впрочем, в последнее время у меня появляется много желаний. Я не горжусь этим. Первое мое желание — вновь увидеть вас. Если бы я прислушалась к себе, я бы сказала вам… Тихо! Лучше к себе не прислушиваться.
Девять часов тридцать минут. Почти полчаса я собиралась с силами. Желание писать не прошло, но я боюсь сказать вам слишком много. Знаете ли вы, что я заснула лишь под утро? Ваши жестокие и ловкие руки не давали мне покоя. Я старалась ворочаться в постели как можно тише — вы знаете, почему. Иногда мне удавалось заставить себя неподвижно лежать на спине, глядя в потолок. Я вновь переживала все в своих воспоминаниях и чувствовала, как по всему моему телу, ставшему вдруг восхитительно слабым, разливается тревожное желание. Тогда у меня немели руки и ноги.
Конечно же, я не отдам вам это письмо. Я краснею уже от того, что пишу его. Что же будет, если вы его прочтете?
Десять часов утра. Поскольку вы его не прочтете, я могу спокойно продолжать. Может быть, это меня немного успокоит. Странная вещь — желание. Я никогда не думала, что оно может обладать такой силой. Чувствуешь, что тебя куда-то уносит, поднимает вверх, кружит, терзает. Это и восхитительно, и ужасно. В какое же состояние вы меня привели! Знаете ли вы, что вчера вечером я едва не закричала: „Я ваша! Возьмите меня!“? К счастью, вы ни о чем не догадались.
