Лина изящно повела плечиками:
— Гини любила делать покупки, они ее успокаивали. У нее даже была специальная гардеробная для «спонтанно купленных, никогда не пригодящихся вещей» — эти оттуда. Я только размеры чуть подогнала.
— Чем больше узнаю о предыдущей гемме, тем больше она мне нравится, — улыбнулась я
— Не заблуждайся, она была той еще стервой, — отозвалась вила, но улыбка у нее вышла грустной.
Прощание с геммой Гинивер, на мое удивление, было сухо-официальным и кратким. Погребальный костер сложили в саду перед домом, правда гемма была так закутана в черный плащ, что разглядеть что-либо было невозможно. Кроме меня и вилы проводить умершую Хранительницу собрались всего несколько слуг поместья. Ни торжественного прощания, ни друзей и знакомых, ни цветов и соболезнований — единственный букет принесла с собой Линарис. Она же и произнесла краткую прощальную речь, прежде чем один из слуг поджег погребальный костер.
Мы вернулись в уже знакомый кабинет, я с наслаждением сняла перчатки, скинула туфли и забралась на оттоманку с ногами.
— Лина, — позвала я, — почему предыдущую гемму не любили?
Лина в ответ фыркнула:
— Гала, мы, маги, живем долго… очень долго. Самый страшный наш бич — это скука, от нее, бывало, хранители сходили с ума, «прОклятые хранители» стало чем-то вроде ругательства. Мы придумываем тысячи занятий, развлечений, забав, только чтобы почувствовать себя живыми. В общем — Гини любила шопинг, черный цвет и эпатаж. Увы, сначала большая часть её подданных не могла по достоинству оценить ее шутки — все-таки уровень не тот. Потом она решила соответствовать образу, который придумали жители: ей было обидно, что ее имя треплют ни за что ни про что. А дальше… Ну, ты сама понимаешь.
Я понимала: чем больше Гинивер вживалась в образ, тем более жуткий клубок сплетен о ней сплетался вокруг ее фигуры, чем более жуткие сплетни доходили до Гинивер — тем больше она погружалась в образ черной магини.
— Знаешь, мы с ней приятельствовали. Я пыталась как-то помочь, поговорить… — вила вздохнула.
В этот момент появилась Мирра, которая решительно накрыла поздний завтрак — от подносов одуряющее пахло ветчиной, свежим хлебом и какао, тут же обнаружился сыр, масло, оливки, фрукты, напоминающие виноград и персики.
— Мирра, Вы — чудо! — взволнованно улыбаясь призналась я, сооружая себе бутерброд, так как в животе уже немелодично бурчало.
— Кушайте, кушайте гемма Гала, на здоровьице. Мы еще Вам в дорогу соберем, а то, как же Вы без еды-то, да одна-одинешенька, вон ручки и ножки какие нежные, ни к охоте, ни к работе непривычные… — отозвалась домоправительница.
