Пленник не выдержал — подкачали ослабшие дрожащие ноги, накренился и повалился на землю. Лицо у него было свекольно-красным, глаза выпучены, будто у рыбы, вытащенной на берег, из уголков открытого рта длинными липкими нитями тянулись слюни.
— Ну, герр фриц, уморил ты меня, — загнанно простонал Мустафа, подёргал головой.
Немец в ответ пусто пошамкал ртом словно у него не было языка, перекусил слюну и ничего не сказал Мустафе — ему досталось больше, чем человеку, взявшему его в плен. Он попробовал подняться с земли, но не смог.
Мустафа пришёл в себя быстро, выровнял дыхание и настороженно закрутил головой — показалось, что слышит собачий лай. Стиснул зубы, задерживая в себе хрип. Немец следил за Мустафой выпученными глазами. Он всё понял, и на лице его нарисовались надежда.
— Накося тебе! — Мустафа ткнул ему под нос фигу. — Думаешь спастись? Не удастся! — Он хлопнул рукой по стволу автомата. — Сплошную дырку из тебя сделаю. Понял?
Пленник это понял, багровые щёки у него разочарованно обвяли. Мустафа вновь послушал пространство. Тихо было. Противно звенели комары, в стороне, в ветках деревьев, слабенько попискивал запутавшийся ветерок, да озабоченно потенькивали синицы. Больше ничего не было слышно.
С хрипом втянув воздух сквозь зубы в себя, Мустафа поболтал им во рту, будто водой, выдохнул и скомандовал пленному:
— Подъём, фриц! Шнель!
Немец отрицательно помотал головой. Мустафа дёрнул ртом: уж что-что, а он заставит фрица встать и идти, напрасно тот кочевряжится, — ухватил пленника за шиворот, резко потянул вверх, потом оттянул ногу и пнул ею немца под зад. Удар был сильным, в ответ пленник жалобно вскрикнул, вновь опустился на землю.
— Подъём, падла! — прохрипел Мустафа. — Кому сказали! — Выразительно повертел перед его лицом носком сапога.
В ответ немец промычал что-то невнятно, начал неуклюже, кособоко подниматься с земли.
— Шнель! — подогнал его Мустафа.
Пленник, всхлипывая, кряхтя напряжённо, встал на колени, брюки у него с треском лопнули по шву, он испуганно ухватился одной рукой за зад.
— Ты это… ты смотри не обосрись тут у меня, понял? Не то мы линию фронта перейти не сможем, ты всё демаскируешь своим запахом. Не думал, фриц, что ты таким вонючкой окажешься! — Мустафа привычно хлопнул рукой по стволу автомата и выкрикнул словно выплюнул:
— Пошли! Шнель!
Немец, продолжая держаться одной ракой за зад, посверкивая белой полоской кальсон, заковылял по лесу к гряде молодого ельника, взявшего верх над сухостоем. Мустафа, послушав напоследок, не прозвучит ли где собачий лай, успокоенно двинулся следом — лай не звучал.
