– Смотрите, он еще и смеется! – воскликнула она.
– Ну и что такого? – тут же нахмурился Жан.
– За последние месяцы я ни разу не видела улыбку на лицах людей, – призналась девушка. – Одна скорбь и слезы, да еще ужас от происходящего вокруг, и голодные взгляды.
У Жана снова защемило сердце.
– Неужели все так серьезно? – спросил он.
– Ты что, ничего не видишь? Блокада же… Фашисты со всех сторон окружили город. Взять его не могут, вот и решили нас голодом заморить. Продуктов в городе вообще нет. Паек дают строго по карточками. Люди мрут как мухи. Говорят, еще зима будет суровая, а если нам Москва не поможет – то грош цена Сталину и всем остальным.
– За такие слова можно и под трибунал угодить, – заметил Жан.
– Здесь не угодишь. В городе все по-другому. Нам страна не может помочь, и все выражают свои мысли в открытую. Если еще нас будут сажать за всякую ерунду – то кто же тогда город будет защищать? Тут все по-другому. Я слышала, что город даже подготовили, чтобы взорвать, если фашисты прорвутся.
– Не прорвутся, – заверил Жан. – Их будем бить, как собак последних, а Ленинград останется нашим.
– Что-то с трудом нам всем уже верится, – призналась другая женщина.
– Настроение у вас совсем плохое, – заметил Жан. – Это очень плохо.
– А какое оно может быть, когда вокруг творятся непонятные дела? Хорошо, что в последнее время радио на улицах установили, люди могут хоть обстановку на фронте знать.
Они спустились по крутой лестнице в большой и глубокий подвал дома.
Здесь горел тусклый свет и было душно. Множество скамеек, на которых расположились жильцы близлежащих домов с детьми и узлами с необходимыми вещами. Было много и случайных прохожих, которых вот так же, как и Жана, провели сюда. Все сидели тихо, даже дети. Изможденные, худые и усталые лица смотрели на Жана безразличными глазами, выражавшими одно страдание.
– Куда мне? – спросил Жан.
– Где найдешь место, туда и садись – здесь все общее, – сказала девушка и отпустила руку нового посетителя. – Бомбежка закончится, всем сообщат, и можете тогда расходиться.
Жан прошел вглубь большого помещения, нашел свободное место и присел, стараясь не разбудить дремавшую женщину, которая сидела с накрытым платком лицом. Он сидел, поглядывая по сторонам, а внутри его все кипело от того, что рассказала ему девушка.
Жан еще не представлял, в какую историю он попал. Слово «блокада» ему мало о чем говорило, но он видел обезумевших людей, чувствовал всем своим существом их страдание и боль.
