Весь Хайнлайн. Достаточно времени для любви | страница 30
— Полбокала. Благодарю вас, Лазарус. Если вы все же решились умереть в ближайшее время — никто не смеет оспаривать вашего права — почему бы тогда не вспомнить сейчас о прошлом? Почему бы не облагодетельствовать своими воспоминаниями потомков? Это ваше наследие куда более ценно, чем состояние.
Лазарус поднял брови.
— Сынок, ты начинаешь докучать мне.
— Прошу прощения, сэр. Разрешите откланяться?
— Заткнись и сядь на место. Мы же обедаем. Ты напомнил мне одного… Знаешь, в Новой Бразилии жил один тип, который все скорбел по поводу тамошнего обычая серийного двоеженства, но старательно следил за тем, чтобы одна из его жен была домохозяйкой, а другая красавицей, так что… Айра, с помощью этой штуковины, которая нас слушает, можно собрать воедино отдельные заявления и составить из них некий меморандум?
— Безусловно, сэр.
— Хорошо. Не важно, как этот хозяин поместья — Силва, да, по-моему, его так и звали, дон Педро Силва — не важно, как он выкрутился из положения. Хочу только заметить, что, когда ошибается компьютер, он с еще большим упрямством, чем человек, цепляется за собственные ошибки. Если я подумаю подольше, то, может быть, и сумею подыскать для тебя какие-нибудь жемчужины мудрости. Точнее, стекляшки. И тогда не придется загружать машину скучными историями о доне Педро и его женах. Значит, ключевое слово…
— Мудрость?
— Иди и вымой рот с мылом.
— И не подумаю. Быть может, подойдет «здравый смысл», старейший?
— Это, сынок, понятие противоречивое. Смысл не может быть здравым. Пусть будут «Заметки» — записная книжка, куда я могу занести все, что запомнилось, все, что достойно упоминания.
— Отлично! Можно немедленно внести изменения в программу?
— Ты можешь сделать это отсюда? Я не хочу прерывать наш обед.
— Это очень гибкая машина, Лазарус. Она является частью той, с помощью которой я правлю планетой… по мере моих слабых сил.
— В этом случае, я полагаю, что ты можешь завести в ее память дополнительный контур, отзывающийся на ключевое слово. Возможно, я захочу заново перебрать искрящиеся шедевры собственной мудрости — дело в том, что универсальные положения лучше всего воспринимаются в форме, обращенной к конкретному времени… Иначе зачем политикам писатели-невидимки?
— Писатели-невидимки? Признаюсь, мой классический английский небезупречен: это выражение мне не знакомо.
— Айра, не надо рассказывать мне, что ты сам пишешь собственные речи.
— Лазарус, я не произношу речей. Никогда. Только отдаю приказы и очень редко пишу отчеты, предназначенные для попечителей.