Иштар усмехнулась.
— Дедушка, вы просто старый жулик.
— Я всегда подозревал это. Просто надеялся, что не слишком заметно со стороны. Хорошо, поговорим о «любви». Минерва, Гамадриада утверждает, что ты сообщила ей, что галакту не известно такое слово. Можешь ли ты что-либо добавить к ее утверждению?
— Пожалуй, да, Лазарус. Могу ли я высказаться после всех остальных?
— Пожалуйста. Галахад, из членов семьи ты меньше всех говоришь и больше всех слушаешь. Хочешь исправить положение?
— Да, сэр. Я и не думал, что в слове «любовь» может крыться какая-то тайна, пока не услышал вопрос Гамадриады. Но я только учу английский — тем же самым природным методом, которым учится дитя. Без грамматики, синтаксиса, словарей — просто слушаю, говорю и читаю. О смысле новых слов догадываюсь из контекста. Благодаря этому методу, могу заключить, что «любовь» означает разделенный экстаз, достигаемый в результате секса. Разве не так?
— Сынок, мне не хочется говорить — впрочем, если ты много читал, понятно, каким образом ты пришел к такому заключению, — но ты не прав на все сто процентов.
Иштар казалась удивленной. Галахад задумался.
— Что ж, придется прочесть еще раз.
— Не стоит, Галахад. Писатели, чьи книги ты читал, просто не умеют использовать это слово. Чего там, я и сам столько лет неправильно употреблял его — вот тебе пример нечеткости английского языка. Но смысл любви, как его ни определяй, не в этом. Если в жизни существует занятие более важное, чем то, когда двое делают ребенка, все философы за всю историю мира не сумели отыскать его. Но — между нами, девочками, — занятие это изрядно скрашивает нам жизнь и смиряет нас с тем, что в воспитании ребенка черт ногу сломит. Но это не любовь. Любовь же есть нечто такое, что имеет место даже тогда, когда ты не испытываешь сексуального возбуждения. Ну, кто хочет продолжить в том же духе? Айра, ты? Английским ты владеешь лучше, чем прочие, и чуть хуже, чем я.
— Дедуся, я говорю лучше вас — вы все произносите неправильно, а я — согласно канонам грамматики.
— Не ехидничай, юноша, высеку. Мы с Шекспиром никогда не позволяли грамматике мешать нам самовыражаться. Он мне так и сказал однажды.
— Лазарус, прекратите! Он умер за три столетия до вашего рождения.
— Умер, как же! Только потом могилу его вскрыли и ничего в ней не нашли. На самом же деле он был сводным братом королевы Елизаветы и красил волосы, чтобы никто не сумел его узнать. Учти, Айра, на самом деле его обложили со всех сторон, так что он предпочел выключиться. Я сам умирал так несколько раз. В его завещании второе место упокоения предназначалось жене; теперь проверь, кому пошло первое, — и начнешь понимать, что случилось. Итак, желаешь ли ты дать определение этому слову?
