Когда Виктории в первый раз пришлось ночевать под открытым небом, она была к этому как-то не вполне готова: стемнело неожиданно быстро, и пришлось решиться на ночевку прямо в придорожном леске, под деревьями, и спала она мало и плохо. Назавтра весь день прошел в поисках возможного прибежища, каковое она обнаружила на краю поселка под названием Онесс-и-Лаари. На задворках выставленной на продажу старой гостиницы плохо запертая дверь вела в сарай с провалившимся полом, на котором были набросаны рваные матрасы; от спинок высоких железных кроватей по стенам тянулись решетчатые тени. Виктории удалось провести там две ночи подряд, но в этих деревнях новый человек всем мозолит глаза, так что лучше не задерживаться.
Она катила, блуждала по прямолинейным плоским дорогам, безукоризненно перпендикулярным по отношению к деревьям. Лес, искусственный, как и озеро, состоит из параллельных рядов хвойных деревьев, каждое из которых похоже на своих соседей по защитной зоне, расположенных в геометрическом порядке по обе стороны дороги. И по мере того как Виктория перемещается, ряды перемещаются тоже, ее взгляд врезается в вечное движение уходящих вдаль перспектив, в этот веер, разворачивающийся вновь и вновь, каждое дерево занимает свое место в бесконечности линий, одновременно убегающих прочь, и внезапно запущенный вращением педалей лес несется назад. Однако подобные своим ближним и опустившиеся до прислужничества собратья не вполне лишились своей независимости, хоть и отвергли ее сами вплоть до полного взаимоуподобления, и даже то, что они из себя извергли, пригодилось бы дипломированному декоратору: палевый ковер с узорами, шелковистое ложе, отделанное тут сухой веточкой, там шишкой, — остается только обработать его пятновыводителем и принять меры противопожарной безопасности. Минимальный штат нутрий, диких голубей, белок создает дополнительные диагонали и испускает крики для оживления картины, ветер перебирает деревья, как струны арфы, вдали рыдают механические пилы.
Пока те три тысячи франков позволяли Виктории получать все необходимое, она постоянно держалась в стороне от больших городов. Поскольку ночи становились теплей, она быстрей, чем ожидала, привыкла спать вне дома, выискивать спокойные местечки. В первые дни ей случалось ради пропитания заходить в самые недорогие ресторанчики, она быстро это бросила, не столько по экономическим причинам, сколько по пространственным: выйдя из ресторана, полагается идти домой, а выйти оттуда в никуда — все равно, что двойная бездомность. Итак, заодно она привыкла есть в одиночестве, ото всех отвернувшись.
