Глядя Одарке прямо в глаза дикими зелёными глазищами (причём радужная оболочка правого глаза совсем потемнела, словно свинцовая грозовая туча, а оболочка левого приобрела жёлто-янтарный оттенок), широко расставив руки, ведьма легкой кошачьей походкой направилась к молодке, приговаривая:
- Я люблю тебя и весь мир! Только стань моей!.. Я помню, тебе мало было сжить со света соперницу в любви, тебе хотелось помытарить её! Так не сдерживай в себе эти чувства, сожми мир в кулаке, выжми из него сок, пей и наслаждайся!.. Я люблю тебя!..
И гостья не выдержала всего, что свалилось на неё в этот необыкновенный зимний день. Попятившись, Одарка вдруг развернулась и стремглав бросилась вон из проклятой лачуги, даже не подхватив тёплый шерстяной платок, который так и остался лежать в углу. А ведьма, рассыпав по плечам роскошные синевато-чёрные волосы, упала на солому, надсадно хохоча, начала кататься по шкурам и выкрикивать:
- Одарочка, девочка моя, ты ещё вернёшься!.. Ты пришла сюда днём, это видели все!.. Значит, скоро, очень скоро ты поселишься здесь и останешься навсегда!.. Ты любишь завидовать, и тебе все позавидуют!.. И будут завидовать впредь!.. Станешь моей душой и телом!.. Потому что я люблю тебя!.. Тебя и весь мир!..
3
- Ave, Maria, Regina Coeli... - громко загнусавил вошедший ксёндз. Однако едва дверь за его спиной затворились, замолчал, втянул носом воздух, точно гончая, которая старается взять след, достал из кармана сутаны надушенный носовой платок, высморкался и не отнимая платок от лица, тихо сказал:
- Ну и смердит здесь! Хуже чем в свинарнике, прости, Господи. Впрочем, Иисус явил себя миру в яслях, где едва ли воняло лучше. Недаром волхвы нанесли Ему и Богородице благовоний...
Ксёндз откашлялся, обвёл хмурым взглядом тёмное сырое помещение, повернулся к прикованной в углу ведьму и философски заметил:
- А впрочем, весь мир представляет из себя гигантскую помойку, разве не так?
Ведьма с ненавистью смотрела на него единственным уцелевшим глазом. Её била лихорадка, так что в сплошной тишине раздавался лёгкий перезвон цепей, сковывавших руки пленницы.
- М-да-а, молчишь. Теперь навсегда молчишь, - произнёс ксёндз задумчиво и вдруг почти прокричал: - Но ты же сама виновата! Кто тебя за язык тянул?! Вот и пришлось... с корнем вырвать, чтоб не болтала лишнее!!!
Ведьма разочарованно покачала головой.
- А и правда, чего это я раскричался, - оробело пробормотал ксёндз, однако вслед за тем беззаботно махнул рукой: - А-а-а, всё равно я от высшего начальства откупился, а местные и без того в курсе. Только... ну, пойми, если бы ты никому не рассказывала о моём участии в шабашах, о том, что я служил там чёрную мессу!.. Воистину, твой язык до сих пор был бы в целости и сохранности, поболтали бы напоследок по-дружески, а так...
