- Шнель, шнель, юде!..
Потом стало твориться вообще что-то невообразимое: у отца отобрали фанерный чемодан, вещмешок и документы, заставили снять пальто, вытряхнули из пальтишка и Мотю. И толкнули обоих дальше:
- Шнель!
Тут папа неожиданно склонился к его уху и горячечно зашептал:
- Твоя покойная мама хотела назвать тебя в честь отца - то есть, тоже Ициком! Ицхаком. Но я не позволил. Мне жутко нравится "Поэма о Рыжем Мотеле" Иосифа Уткина, вот я и настоял, и мы назвали тебя Мотей. А теперь я понимаю... Ты не знаешь, но Абрахам хотел принести Ицхака в жертву...
Заметив, что отец идет недостаточно быстро и что-то шепчет Моте, один из немцев шагнул к ним, огрел папу Веню палкой по спине и заорал во всю мочь:
- Шнеллер, юде!!!
Тем не менее, папа еще успел прохрипеть, скорчившись от боли:
- А тот все равно уцелел! В этом смысл!..
Дальше не договорил, потому что немец принялся бить палкой по очереди и его, и Мотю, а затем толкнул в настоящий "живой коридор", образованный такими же злющими немцами с палками, да еще с овчарками на поводках. Ни Мотя, ни папа Веня не делали ничего плохого, даже бежать не пытались, а только покорно шли, раздеваясь на ходу и бросая вещи на соответствующие кучи. Но их все равно лупили палками и орали:
- Шнель!
Отца заставили раздеться совсем, Моте же почему-то дозволили не снимать трусики и майку: то ли детские вещи немцев не слишком интересовали, то ли спешили управиться до близкого уже заката. Собравшуюся по эту сторону "живого коридора" группу избитых, окровавленных людей погнали дальше:
- Шнель!
Стараясь держаться поближе к шатающемуся папе Вене, Мотя вошел в узкий коридор, прокопанный, как оказалось, в склоне гигантского оврага.
- Репьяхов Яр, - сказал кто-то.
- Нет, Бабий Яр, - поправил другой.
Постепенно все вышли на узкий уступ и, прижимаясь к отвесной земляной стене, растянулись по тропинке. И тут случилось нечто неожиданное: несмотря на слабость, папа Веня подхватил Мотю на руки, рискуя оступиться и сорваться в пропасть, поднял мальчика над головой и заговорил:
- Господи, я очень давно не обращался к Тебе! Но прими в жертву единственного любимого сына моего Ицхака...
Ни стоявшие рядом люди, ни сам Мотя - никто не успел понять, что это было: то ли отец окончательно помешался от ужаса, то ли подавляемые всю сознательную жизнь чувства вдруг возобладали. Все решил пулемет, ударивший с противоположной стороны яра.
Сраженные пулями, люди полетели в его черную зияющую пасть.
