Пользуясь темнотой, радист Алексей поменялся местом с Георгием и, упираясь руками и ногами в стенки окопа, старался поддерживать Георгия на себе, чтобы не давить на Матвея.
Кажется, и десяти минут не пролежать так, а они, ни разу не застонав, не сказав ни слова, лежали свыше двух часов… Наконец решили выбраться, как вдруг отчетливо услышали, а Матвей и понял, немецкую речь:
— Не всякое средство себя оправдывает!
— А я за жестокость! Чем меньше останется русских, тем больше простора нам!
— Мы еще поплатимся за эту жестокость!
— Смотри! Что это за бугор? Днем не было. Не подходи.
Прогремел выстрел. Стреляли по бурьяну.
— Куст какой-то. А ну-ка, пощупай штыком!
И ножевой штык сквозь бурьян, мимо раненого плеча Георгия прошел и остановился у самого лица Алексея. «Нажмет или нет?»
— Ты лучше дай очередь по этой яме!
— Ты меня идиотом считаешь? — и штык исчез.
Все трое забыли о муках: знали, что их ожидает.
Шаги смолкли.
Капли холодного пота с подбородка Алексея скатились на лицо Матвея.
Их лихорадило.
Опять шаги.
Остановились.
Помолчали.
Закурили.
— Чертова зажигалка! Ты слышал, что Ганс говорил о жестокости? А по-моему, это только масла подливать в огонь!
Второй что-то пробурчал.
Ушли.
Совсем стало темно. Пора и выбираться. Но хорошо, что помедлили: тяжело зашаркали сапоги, раздались голоса:
— Тебе не было страшно? Ведь ты его прикончил!..
— А что делать? Раз приказывают, я убиваю!
Стерлись в тишине и эти шаги, и голоса.
Во тьме они вылезли из окопа и ползком потянулись в сторону вспыхивающих ракет…
Нарастающий гул говорил, что они ползут к линии фронта, что за день наши подвинулись вперед, что где-то уже не очень далеко свои!
Однако без конца приходилось сливаться с землей, замирать, задерживать дыхание, подавлять стон: то и дело, на пути вырастали фигуры немецких солдат.
Танкистам удалось добраться до тех самых траншей и окопов, которые они недавно утюжили. Это придало неожиданные силы. В темноте рука Матвея наткнулась на чье-то тело, погоны, грудь, крест. Не тот ли это офицер, уже мертвый? Так, значит, бой был и здесь. Или это другой офицер? Встреча ободрила их. И смерть врага помогла им жить, ускоряя движение.
Навстречу из темноты двигались шесть вражеских солдат.
Лежащим на земле танкистам надвигавшиеся гитлеровцы казались огромными, неотразимыми. Скатиться в траншею — услышат…
Ну, вот и все. Теперь не уйти. К тому же не осталось ни одного патрона.
«Та-та-та-та» — прокатилась пулеметная дробь.
