К величайшему моему изумлению, как только ворота открылись, эта толпа ринулась вперед и силой проложила себе дорогу в тюрьму. Откуда-то появилось множество охранников, которые попытались оттеснить их. Но прежде чем часовой сумел закрыть ворота, некоторым удалось проскочить внутрь.
— Разве возможно, — спросил я его, — чтобы эти люди специально хотели попасть в тюрьму?
— Именно так, — ответил часовой.
— Но я всегда полагал, что тюрьмы скорее служат цели удержания людей внутри, чем предохранения от попадания снаружи, — заметил я.
— Да, так было, — сказал часовой. — Но в наши дни, когда в стране такое количество иностранцев и такой голод, люди рвутся в тюрьму хотя бы из-за трехразового питания. Мы не в силах задержать их. Ворвавшись в тюрьму, они становятся преступниками, и мы вынуждены оставлять их там.
— Возмутительно! — воскликнул я. — Но при чем тут вообще иностранцы?
— С них все и началось, — объяснил часовой. — В их странах царит голод, а они знают, что у нас в Мексике — лучшие тюрьмы в мире. И вот они специально приезжают сюда издалека, в особенности если не удается попасть в тюрьму у себя на родине. Но, на мой взгляд, иностранцы ничуть не хуже и не лучше наших собственных граждан, которые делают то же самое.
— Как же может правительство соблюдать закон?
— Лишь скрывая истинное положение вещей, — сказал часовой. — Когда-нибудь мы научимся строить такие тюрьмы, которые смогут кого надо содержать внутри, а кого надо оставлять снаружи. До тех пор необходимо хранить все в тайне. Тогда большая часть населения будет верить, что Наказания следует бояться.
Затем часовой провел меня внутрь Каторжной Тюрьмы, в помещение Комиссии по Амнистии. Находившийся там человек спросил, нравится ли мне тюремная жизнь. Я ответил, что пока не могу сказать определенно.
— Что ж, — промолвил тот человек, — ваше поведение за все время пребывания здесь было воистину примерным. Наша цель — перевоспитание, а не месть. Как бы вы отнеслись к немедленной амнистии?
Я боялся ответить невпопад, поэтому сказал, что не знаю.
— Не торопитесь, подумайте, — посоветовал он, — и приходите сюда, как только захотите выйти на свободу.
После этого я направился в свою камеру. Там сидели еще два моих соотечественника и три иностранца. Двое иностранцев были французами, а один — американцем. Американец спросил, согласился ли я на амнистию, и я ответил, что пока еще нет.
— Чертовски умно для новичка! — одобрил американец по имени Лифт. — Некоторые из только что осужденных ничего не понимают. Они соглашаются — и бац! — оказываются за воротами у разбитого корыта.
