Бабушкин родной брат Альфред приехал, по совету старшей сестры, участвовать в распространении французского языка и французской культуры в этом чрезвычайно франкофильском краю Российской империи. Не забыть бы сказать, что незадолго до отъезда в Киев, еще в Монруже, дядюшка Фредди женился на некой Урсулине, подручной швеи у Пуаре — к вящему разочарованию Анастасии: бабушке этот брак не нравился, она считала его мезальянсом.
Димитрий пошел в школу и почти сразу же начал серьезно учиться игре на фортепиано — поступил в Консерваторию. Что же до его старшего брата Федора, тот оказался даровитым танцовщиком, и дарование помогло ему впоследствии стать непременным распорядителем всех балов, какие только устраивались в хорошем обществе. Бабушка, естественно, превозносила обоих сыновей до небес, бдительно следя за тем, чтобы ее мальчики не дали увянуть своим Богом данным талантам.
Братья Радзановы были неразлучны. Всё у них было общим, всё на двоих — девушки, кружки пива, удары кнутом: стоило «мальчикам» отклониться от намеченной бабушкой линии, Стася порола их, как порола бы крепостных, будь у нее крепостные.
Соучеником Димитрия в консерватории был некий Владимир Горовиц. На старой фотографии класса, датированной 1915 годом, заметнее всех мой папа — наподобие некоторых артистов, он ухитрился заполнить собой весь экран. Стоящий слева от него однокашник — маленький, тщедушный, ушастый (уши у мальчика были как у слоненка, за что он и заслужил прозвище Лопоухий) — выглядит бледно. И уж у кого-кого, а у Анастасии сомнений не было: какой там Горовиц, какие могут быть сравнения, ее Митя первый и лучший. Вот увидите: мой Митя обставит их всех!
Много лет спустя бабушка описывала мне, как ее Митя вводил себя в состояние транса, чтобы начать общение с богом музыки. Он обрушивал на клавиши гром и метал молнии. Опять-таки по бабушкиным словам, Горовиц — жалкая мартышка, из последних сил выбиваясь, лишь бы ни в чем не уступить ее Мите, и подражая ему во всем — ни на что подобное способен не был. В те времена на втором этаже дома, принадлежавшего городским властям и стоявшего примерно на середине Алексеевской улицы, мальчики то и дело устраивали в гостиной Радзановых дуэли. Оружием становилось, разумеется, фортепиано. Они бились вовсе не до первой крови — нет, до тех пор, пока кто-то сфальшивит, а чтобы усложнить задачу и придать схватке ожесточенности, иногда смазывали клавиши хозяйственным мылом. Надо ли уточнять, что победителем в этих головокружительных состязаниях неизменно выходил мой отец?
