— Я делаю свою работу.
— Эти дети истекают кровью! — Брайан еще раз схватила его за плечо, потом обошла вокруг, чтобы оказаться с ним лицом к лицу. — У них переломы! Им больно! Они испуганы! С каких пор снимать боль — это твоя работа?
— С тех пор, как я стал снимать за деньги. — Он взял камеру за ремешок. На сегодня в любом случае хватит. Шейд устал. Живот скрутило, в глазах был песок. Но сильнее всего раздражал взгляд Брайан. В нем читалось отвращение. Шейд поежился. — Нельзя снимать для репортажа только радость и солнышко, Брайан! Ты видела машину, ты видела пострадавших. Все это тоже часть жизни! Не можешь справиться — иди снимай знаменитостей и оставь реальный мир в покое!
Он сделал два шага в сторону фургона, когда Брайан снова заговорила. Обычно она старалась избегать конфликтов и при любой возможности шла по пути наименьшего сопротивления, но иногда боролась до последнего. И тогда все средства были хороши.
— Я могу справиться с реальностью. — Бледность исчезла, Брайан разозлилась, это было видно по ее глазам. — Но меня раздражают стервятники, которые набрасываются на кости, чтобы извлечь прибыль, и называют свою работу искусством. В машине было шесть человек. Там были люди! — повторила она, шипя. — Может, они дураки, может, они заслужили то, что случилось, но будь я проклята, если стану их судить! Ты считаешь, из-за твоей холодности ты лучше других фотографов, лучше других художников и имеешь право фиксировать боль на бумаге? Вот так ты добиваешься еще одной номинации на Пулитцеровскую премию?
Она заплакала. Сказалась злоба, сказалось пережитое, из-за этого Брайан совсем не волновало, что у нее по щекам текут слезы. Но эти слезы, как ни странно, придали ей сил, голос стал глуше и звучал внушительнее.
— Я скажу, во что ты превращаешься, — продолжила она. Шейд молчал. — У тебя внутри пустота. Сострадание, с которым ты родился, умерло, Шейд, мне тебя жаль.
И она ушла, оставив его посреди дороги рядом с остовом догоравшей машины.
Было около трех утра. По опыту Шейд знал, что голова в этот ранний час соображает хуже всего. В темном фургоне, припаркованном на небольшой площадке возле границы с Оклахомой, царила тишина. После аварии Шейд и Брайан не сказали друг другу ни слова. Оба молча готовились ко сну, лежали, хотя ни один из них сразу не уснул. Теперь они задремали, только Брайан не видела снов.
После того как Шейд вернулся из Камбоджи, ему какое-то время регулярно снились сны. С годами это случалось все реже и реже, и в конце концов он даже научился просыпаться и прогонять ночные кошмары до того, как они вступали в полную силу. Но здесь, в маленьком лагере на территории Оклахомы, он был бессилен сделать это.
