— О, сударыня! молила жилица, — пожалѣйте меня, бѣдную, брошенную, только на одну ночь еще, пощадите меня, а тамъ смерть сдѣлаетъ свое дѣло…
То былъ голосъ моей несчастной, погубленной Оливіи. Я бросился къ ней на помощь, увидѣлъ, какъ хозяйка тащила ее съ лѣстницы за волосы и принялъ мою бѣдняжку въ свои объятія.
— Наконецъ-то! говорилъ я:- приди, моя милая, мое безцѣнное утраченное сокровище, прижмись къ груди твоего бѣднаго стараго отца! Негодяй тебя покинулъ, но есть на свѣтѣ человѣкъ, который никогда тебя не покинетъ; хотя бы на твоей душѣ было десять тысячъ преступленій, все тебѣ прощу, все забуду!
— Папа мой, родной, милый…
Она замолкла и нѣсколько минутъ совсѣмъ не могла выговорить ничего болѣе. Потомъ опять:
— Родной мой, безцѣнный, добрый папа! Неужели ангелы еще добрѣе тебя? Чѣмъ я это заслужила? Негодяй… Да, я ненавижу его… и себя тоже за то, что могла такъ огорчить тебя. Меня нельзя простить, я сама знаю, что нельзя.
— Да нѣтъ же, дитя мое, отъ всего сердца я тебя прощаю: только раскайся, и мы съ тобой еще будемъ счастливы! Еще придутъ наши красные дни, моя Оливія.
— Ахъ, нѣтъ, батюшка, никогда! Отнынѣ и навсегда на людяхъ одинъ позоръ, да и дома стыдно! Но что же это значитъ, папа, что ты сталъ такой блѣдный? Неужели изъ-за такой дряни, какъ я, ты могъ измучиться? Ты, такой мудрецъ, вѣдь не можешь же ты думать, что тѣнь отъ моего позора падаетъ и на тебя?
— Мудрецъ, говоришь ты? Знай, женщина, что вся наша мудрость…
— О, папа, зачѣмъ ты такъ назвалъ меня? Въ первый разъ въ жизни ты заговорилъ со мною такъ холодно.
— Прости меня, моя душечка, отвѣчалъ я: — я хотѣлъ только замѣтить, что мудрость плохая защита отъ горя, хотя въ концѣ концовъ она и восторжествуетъ.
Тутъ жена трактирщика пришла освѣдомиться, не угодно ли намъ перейти въ болѣе приличную комнату, и когда мы согласились, провела насъ въ другое помѣщеніе, гдѣ гораздо удобнѣе было намъ разговаривать. Успокоившись немного, я все-таки попросилъ Оливію разсказать мнѣ, какъ произошла эта исторія, доведшая ее до такого отчаяннаго положенія.
— Съ самаго перваго дня нашего знакомства, сэръ, сказала она, — негодяй не переставалъ преслѣдовать меня втайнѣ предложеніями своей руки.
— И подлинно негодяй! воскликнулъ я:- но я до сихъ поръ не могу понять, какъ человѣкъ съ такими здравыми понятіями и съ такимъ даже благороднымъ образомъ мыслей, какъ мистеръ Борчель, могъ учинить такую подлость и проникнуть въ честное семейство съ завѣдомою цѣлью опозорить его!
