Здоровье мое и обычное спокойствіе духа почти совсѣмъ возстановились, и я самъ сталъ пенять себѣ за гордость, побудившую меня возмущаться противъ карающей десницы. Человѣкъ никогда не подозрѣваетъ, какія мученія можетъ перенести, до тѣхъ поръ, пока не испытаетъ ихъ. Стремясь достигнуть вершины своего честолюбія, которая снизу кажется ему сіяющею яркимъ блескомъ, онъ съ каждымъ шагомъ вверхъ открываетъ все новые унылые виды, грозящіе ему разочарованіями; когда же мы спускаемся съ высей своего счастія, то какъ бы на первый взглядъ ни были мрачны зіяющія внизу долины, все же наша душа, жаждущая утѣшенія, обрѣтаетъ на своемъ пути разныя мелочи, которыя забавляютъ ее и радуютъ. И самые мрачные предметы, по мѣрѣ того, какъ мы къ нимъ приближаемся, теряютъ свой печальный видъ, просвѣтляются и наше мыслительное зрѣніе постепенно привыкаетъ къ нимъ.
Я шелъ по дорогѣ и послѣ двухчасового странствія замѣтилъ впереди нѣчто похожее на фургонъ, который мнѣ захотѣлось догнать. Но когда я поровнялся съ этимъ предметомъ, онъ оказался простою телѣгой, на которой навалены были декораціи и обстановка театральной сцены, принадлежавшія труппѣ странствующихъ комедіантовъ; телѣга направлялась въ ближайшую деревню, гдѣ они намѣревались дать нѣсколько представленій.
При телѣгѣ было только двое людей: кучеръ и одинъ изъ актеровъ; остальные должны были прибыть на другой день. Пріятная компанія сокращаетъ путь, гласитъ пословица; поэтому я разговорился съ бѣднымъ актеромъ, и такъ какъ когда-то самъ любилъ играть на театрѣ, то обсуждалъ предметъ съ обычной своей прямотой. Однако, будучи мало знакомъ съ настоящимъ положеніемъ театральнаго дѣла, я спросилъ, кто изъ теперешнихъ драматическихъ авторовъ пользуется особеннымъ почетомъ, кто замѣнилъ на сценѣ Драйдена и Отуэя.
— Я полагаю, сэръ, отвѣтилъ актеръ, — что наши современные драматурги едва ли были бы польщены сравненіемъ съ тѣми авторами, о которыхъ вы упомянули: и Драйденъ, сэръ, и Рау совершенно вышли изъ моды; мы отодвинулись ровно на сто лѣтъ назадъ: Флетчеръ, Бенъ-Джонсонъ и весь Шекспиръ цѣликомъ — вотъ что намъ теперь нужно.
— Какъ! воскликнулъ я: — возможно ли, чтобы въ ваше время были терпимы на сценѣ этотъ устарѣвшій языкъ, обветшалый юморъ и преувеличенные типы, которыми изобилуютъ творенія названныхъ вами писателей?
— Сэръ, возразилъ мой собесѣдникъ, — какое дѣло публикѣ до языка, до типовъ, до юмора? Никто и не думаетъ объ этомъ. Нынче ходятъ въ театръ единственно ради забавы, и представь имъ хоть самую простую пантомиму, они будутъ совершенно счастливы и довольны, лишь бы эта пьеса прикрывалась именами Джонсона или Шекспира.
