— П-прыгайте!.. Н-не ст-тойте на м-месте! Двигайтесь! — кричал он, тормоша Анну Михайловну и Тоню.
Обе они потеряли всякое представление о времени и лишь тупо шевелили ногами. Бороться за жизнь становилось все труднее, овладевала апатия, все чаще хотелось сдаться и погрузиться в воду с головой.
Их ослепил яркий луч света, ударивший в глаза.
— Эй там, в пещере! Живые есть? — спросил кто-то гортанным голосом.
Иван узнал солдата с заставы.
Когда Бочкарев очнулся, ярко светило, било в глаза теплое солнце. Некоторое время он не решался открыть глаза, но уже слышал негромкие голоса солдат во дворе. Постепенно возвращалась память. Он вспомнил ночь, веревку, раскачиваемую ветром, мелькнувший в темноте огонек и скалу, которая стремительно надвигалась на него. Дальше вспоминать было нечего, дальше был провал, пустота — ничто.
Чья-то рука, явно женская, а не грубая солдатская, тихонько и нежно дотронулась до его лба. Он решил, что это жена старшины — Надежда Петровна, других женщин на заставе не было.
— Порядок. Пульс, температура, все в самой норме, — услышал он голос Стародубцева и укрепился в своем мнении — Надежда Петровна.
Женщина облегченно и глубоко выдохнула в ответ одно короткое слово.
— Да?..
Нет, это была не Надежда Петровна, но кто-то очень знакомый. Бочкарев открыл глаза.
Над ним склонилась Тоня.
...Бочкарев поднялся с постели в тот же день, оперся руками о койку, сел, потом встал — голова еще кружилась, все плыло перед глазами — блаженно улыбнулся и распахнул руки. Тоня осторожно, чтобы не сделать больно, обняла его.
Врач не прилетел на заставу — не было погоды, а высланный в ту ночь корабль, на котором тоже находился доктор, так и не смог никого высадить на берег.
Но все обошлось хорошо, даже так хорошо, что Тоне не верилось, что такое может случиться наяву, а не во сне, не в ее пылком воображении. Не потребовалось никаких объяснений — до них ли было после того, что случилось и с ним, и с нею? Вася был несказанно рад её приезду, счастлив, все время улыбался; даже при встрече с солдатами всеми силами пытался скрыть, погасить эту улыбку — все-таки неудобно! — но не мог, она против воли появлялась на его лице, и солдаты тоже, правда едва заметно, улыбались в ответ, глядя на своего счастливого начальника. Бочкарева это смущало, и он старался сделать серьезное лицо, принять вид, который полагается иметь при разговоре с подчиненными, но не мог.
У Ивана и Анны Михайловны тоже все обошлось благополучно: они своим ходом добрались до лагеря — отказались от лошадей, которых им предложили пограничники, и пошли пешком, чтобы как следует разогреться. Тоне тогда ничего не сказали о муже — его уже унесли на носилках — и она, снова хлебнув спирту и расхрабрившись, уселась бочком на коня впереди Гоберидзе, который с явным удовольствием поддерживал ее, чтобы она не свалилась.
