— В них я выгляжу двенадцатилетней, — запротестовала было Айсе, когда к коротким брюкам должна была надеть белые матерчатые туфли, но Антая и слушать ничего не желала.
Серкан, о котором Айсе знала лишь то, что он был давним деловым партнером отца, разглядывал Айсе пронизывающим взглядом.
— Она хорошеет год от года, — сказал он, обращаясь к ее отцу, и с этими словами погладил Айсе по волосам. Но она откинула голову назад, и тот, заметив в ее глазах неудовольствие, весело улыбнулся, блеснув золотым зубом.
В этот момент подошла Антая, увела дочь от мужчин и представила ей маленькую светловолосую женщину, которую Айсе прежде никогда не видела.
На ней было бархатное платье цвета антрацита с глубоким вырезом. Там, где ее внушительные груди образовывали треугольник, покоился, точно вросший, медальон янтарного цвета.
— Госпожа Хальбайзен, директор одного из лучших интернатов в Швейцарии, — быстро проговорила Антая и тотчас же с вежливой улыбкой отвернулась, чтобы поприветствовать других гостей.
Когда госпожа Хальбайзен наклонялась вперед, ее груди куполами округлялись перед Айсе.
Чуть слышным голосом она спросила о школе, в которой учится Айсе.
— Это здесь лучшая гимназия, — уверенно ответила Айсе, — и в ней лучшие учителя, — добавила она.
Ей приходилось слышать, сказала госпожа Хальбайзен и при этом с улыбкой склонила голову набок, о достойном сожаления положении в местных школах и о возрастающем насилии среди молодежи.
— А у нас царит мир и спокойствие, — продолжала госпожа Хальбайзен. — Мы как одна большая семья. — Она отпила из бокала глоток шампанского.
— Мы, несомненно, тоже, — ответила изумленная ее словами Айсе и отвернулась. — Извините, пожалуйста, мне нужно к моему брату.
Она быстро пошла к Зафиру, стоявшему под магнолией между двумя немолодыми дамами, которые в чем-то настойчиво убеждали его, точно птицы кивая при этом головами, как будто собирались его склевать.
Вдруг она услышала, как в нескольких шагах от нее незнакомая женщина злобно прошептала своей дочери: «Так, стало быть, все выглядит у человека, который внезапно разбогател», — и вытянутыми губами схватила вишенку, которую зубочисткой выловила из бокала.
У Айсе перехватило дыхание. Она с удовольствием подошла бы к ней, чтобы вырвать бокал у нее из рук и вылить ей на голову липкое содержимое.
Вместо этого Айсе с отвращением повернулась к гостям спиной, проскользнула под иву и уселась на маленькую каменную скамейку. Под лиственным шатром было прохладно, листья, пологом занавешивавшие скамью, приглушали голоса, доносившиеся от павильона. Айсе сняла туфли и деревянной палочкой написала на земле большое «К».
