«Мы здесь всё приведем в божеский вид», — объяснил отец. Две семьи, которые делили дом до сих пор — «коммунистическая уравниловка», как пренебрежительно бросил отец, — пожалуй, и впредь продолжали бы так ютиться, если бы после падения стены[4] прежние владельцы не получили свою собственность обратно и не продали дом.
Они не знают, каким он теперь стал красивым. И с какой гордостью, обняв мать за плечи, отец в первый вечер после нашего вселения водил ее по саду.
Но я предпочла бы, чтобы мы никогда сюда не переезжали. Даже уличные фонари светят здесь вполнакала, потому что это самый сонный уголок города, и выйди я сейчас за ворота, мне не встретится ни души.
Я представляю себе, как Кристиан вместе с другими подъезжает к затихшему депо. Оно расположено в заброшенной промышленной зоне, среди опустевших ангаров растет трава. Если б я была там, мы с Кристианом прыгали бы через ржавые рельсы, уводящие в темноту. Уже издали сквозь каменные стены доносятся быстрые и глухие удары басов. Продуваемый насквозь ангар из стекла и железа похож на доисторическое животное, от которого остался только скелет. Окна стеклянного купола потрескались, по железному каркасу ветер носит обрывки бумаги и пластиковые пакеты.
За Кристианом я вхожу в ангар. Вокруг темно. Вдали вырисовываются очертания большой сцены. Стробоскопы, свисающие с потолочных балок и вращающиеся вокруг собственной оси, мечут вспышки света в пространство, в котором на долю секунды проступают лица. Сбоку бар, полностью сооруженный изо льда. Гудят морозильные агрегаты. На десятиметровой буфетной стойке среди исполинских кадок с шампанским и букетов лилий громоздятся разложенные на льду устрицы и хвосты лангустов. Музыка настолько громкая, что нам приходится выкрикивать свой заказ. Я кладу руку на лед. Он дымится и капает. К утру весь бар растает. Женщина за стойкой скальпелем отламывает куски льда. Мы с Кристианом кормим друг друга мясом лангуста и провожаем взглядом изумительно красивую девушку в зеркальном платье, которая проходит мимо нас. Крошечные зеркальные овалы, звенящие при каждом шаге, точно ходячий калейдоскоп, отражают свет.
У противоположной стены установлен экран, на котором в ритме музыки самолеты ложатся на крыло, стремительно уходят в пике и сразу же круто взмывают ввысь.
«Я скоро вернусь. Побудь здесь», — говорю я Кристиану и исчезаю в толпе, потому что договорилась с Сезен.
На полу вокруг бара уже образовались лужи. Вдруг по толпе проносится крик ликования.
