Несколько лет спустя Адлер узнал, что никакого кладбища на самом деле не существовало. За кладбище он принимал обычный заброшенный двор. Биографы говорят, что, наверное, поэтому Адлер, как психолог, «считал важным не сам жизненный факт, а его оценку человеком».
В этой способности человека воспринимать действительность не непосредственно, а через мыслительные образы, и доверять этой виртуальной действительности больше, чем реальной, состоит серьезный недостаток по сравнению с животными, хотя бы потому, что «он готов увидеть опасность там, где ее в действительности нет».
«Человек, — пишет Фромм, — обладает не только способностью предвидеть реальную опасность в будущем, но он еще позволяет себя уговорить, допускает, чтобы им манипулировали, руководили, убеждали».
Фромм говорит об этой способности, чтобы объяснить, почему люди проявляют нравственное воодушевление, отстаивая ложные и опасные идеи.
Но эта же способность делает возможной родовую, корпоративную и классовую солидарность, готовность вступить в борьбу с врагами своего рода, класса или отечества.
Человек воспринимает опасность, которая нависла над членом его рода, класса или над соотечественником, как опасность, нависшую над ним лично.
Примером такого отношения к опасности служит война. Гражданин государства, на которое напал враг, не считает и не чувствует, что в опасности оказались только те люди, которые находятся около государственной границы. Он тоже чувствует себя в опасности и готов сражаться, хотя опасность лично до него еще не докатилась.
Поэтому оскорбление Боголюбова, Засулич принимала, как собственное оскорбление, и мстила, как бы это странно не звучало, не за Боголюбова, а за себя.
Боголюбов, рассуждает адвокат, не был другом или родственником Засулич. Она даже никогда не видела его. Боголюбов «был для Засулич — она сама».
«Политический арестант, — говорит Александров, — был ее собственное сердце, и всякое грубое прикосновение к этому сердцу болезненно отзывалось на ее возбужденной натуре».
Такое же побуждение к борьбе испытывала не одна Засулич, но и все, кто, так или иначе, принадлежал к сословию революционеров и был не доволен произволом государственных чиновников.
Морозов сидел в том же доме предварительного заключения, что и Боголюбов, и происшествие произошло у него на глазах.
И он пишет, что, узнав о распоряжении Трепова, он судорожно сжал пальцы в кулаки и крепко стиснул зубы.
«За это надо отомстить, — решил он, — отомстить, во что бы то ни стало. Если никто другой не отомстит до тех пор, то отомщу я, когда меня выпустят».
