В центре «Садов Кенсингтона» круглый пруд. Днем на пруду плавают утки и запускаемые детьми кораблики, по круглой бетонной дорожке прогуливаются туристы. А на траве за дорожкой отдыхают в шезлонгах пожилые лондонцы с очками на носу и книгой в руках.
Но пока утро и народу нет. Я сажусь на первую скамью у пруда и вижу, как издали, в мою сторону, с разных сторон идут две фигуры. Я спокойно вздыхаю — все правильно, сейчас снова повторится то, ради чего прихожу сюда по субботам.
Одна фигура —дворник с метлой. Худой, немолодой англичанин, очень приветливый, начинает свою, ежеутреннюю привычную работу — метет асфальт вокруг пруда.
Вторая фигура —толстый, совершенно седой индиец, чьи белые волосы резко контрастируют с одутловатым темным лицом. Кивнув мне, он садится на мою скамью и долго набивает табаком старую трубку, долго зажигает ее, долго раскуривает.
— Наконец! — громко вздыхает он, и в эту минуту на звук его голоса дворник поднимает голову от земли и здоровается с моим соседом. Тот в ответ привстает и кланяется.
Молчание. Долгое молчание. Лишь слышно поскребывание метлы об асфальт. Когда дворник удаляется от нас со своей работой на такое расстояние, откуда не может слышать, о чем говорим мы, старый индиец начинает речь:
- В человечестве кругом обман и подлость. В прошлые времена хотя бы честно было: люди знали, кто раб, кто господин. А теперь все перепутали, перемешали. Выдумали игрушки: равенство, братство. Какое может быть равенство, когда все люди разные. Вон у меня пятеро детей — все пятеро не похожи. Я про характеры и нравы говорю. Это в одной-то семье. А в другой семье и совсем не похожи. А если взять нацию. Тот добрый, тот злой, тот подлый, тот честный, а тот и честный и подлый, и злой и добрый — всего намешано. Это в нации. А если взять разные нации. Это же как с разных планет существа. Как же можно говорить, что все равны. Равны лишь в одном — жить на земле. Это равенство нам свыше дано. А другого никакого равенства нет. Чем выдумывать глупую и бессмысленную борьбу за равенство, лучше уж все законы неравенства усовершенствовать, сделать их более человечными. Братство! Чушь! Какой он мне брат!— кивок в сторону метущего англичанина.— Я сорок лет мел метлой, он метет, а думаете, он меня братом считает? Нет. И правильно, честно. Его народ пришел к моему и без оружия голыми руками взял. У него передо мной вековое превосходство. И справедливое. Мой народ, как женщина, нежный, слабый, его голыми руками только и брать. Вы думаете, я не чувствую его превосходства над собой? Чувствую. А думаете зачем сюда хожу по субботам? Свое превосходство над ним почувствовать — я, старый индиец, сижу, а он, англичанин, метет.
