— Мы лучше в ваш хваленый сад, на траву, — предложил Мороз, и все подались на задворки, где ровными рядами утопали в цвету яблони.
— И где тут ваш надел? — по-хозяйски поинтересовался Сысанков.
— Забора еще не поставил... — неловко пожал плечами Николай Семенович. — Но вместо него — кусты смородины и крыжовника. Хорошо поднялись, а?..
— А тут и речка под боком! — пробудился Сысанков. — Кто со мной пот столичный смыть?! — И бодро постучал по своему статному животу.
— Нет-нет, что вы... — смутился Николай Семенович. — Вода еще холодная.
— Какая холодная, когда весна заканчивается?! Мы худыми подшиванцами на Пасху купались! — не согласился Сысанков, но к реке, заботливо обнимающей своим берегом огород дачи, не пошел.
— Лучше давайте мангал разожжем, а то скоро бутылки закипят, — спокойно отозвался Керзон. — Может, поставим их в холодильник?..
Огонь вспыхнул сразу, и они пошли в дом — двухэтажный коттеджик из красного кирпича, возведенный около деревянного домика — родового гнезда. В прихожей-гостиной был музей: старые патефоны, гармошки, утюги, фотокарточки. На втором этаже — библиотека и кабинет, с которого свисал в сад, с видом на реку, железный балкон.
— По сути, десять лет моей профессорско-академической жизни отобрало строительство, — рассказывал хозяин. — С отоплением и газом еще не разобрался. Времени нет — жизнь деканская изводит...
— И так королевский дворец! Раскулачивать можно! — уверенно подытожил Мороз и первым вышел на балкон, пригладил над залысинами чернявые волосы и выдохнул в полную грудь:
— Ле-по-та!..
Вечернее солнце мягко розовело в яблоневых лепестках, улыбалось в сладко-дымных углях мангала и пряталось за разлапистой приречной ивой. Стол стоял у стены под балконом, покрытым садовыми повоями. Шашлык удался, и коньяк был его нежной оправой.
Прозвучали тосты за гостей и хозяина, и последний, подняв рюмку, понизил голос:
— Вспомнилась мне притча, некогда рассказанная черногорским профессором. Большой стол, жизнь-выпивка… А через несколько стопок-годов застольного тамаду перестали слышать, еще через несколько — и слушать…
— Не беспокойтесь, Николай Семенович! Мы вас, только скажите, всегда услышим! — хотел перевести услышанное в шутку повеселевший Сысанков, но Заяц покачал головой:
— Нет, друзья... Большое, думаю, дело ждет вас впереди. Империя, в которой я родился и прожил, рассыпалась. Теперь каждый за своим столом сидеть хочет. Страна наша — независимая и равная средь равных. И ей необходим тамада-президент.
