Часты дождички вымоют,
Буйны ветры вычешут,
Ясно солнышко высушит!
— Прекратить! — приказал ей Степан. И она мгновенно замолкла, оборвав плач.
— Что за часть была?
— Санбат наш, миленькие мои!
Даша, так звали санитарку, была включена в группу Степана.
— Раз уж осиротела, пусть идет с нами, — сказал Степан Игорю.
— Пусть.
И вновь шагали, преодолевая топи. Изможденные, обносившиеся вконец, грязные.
Однажды ночью, во время короткого отдыха в маленьком лесном хуторке, в замшелую избушку Степана пришла Даша. Легла рядом, задышала часто, обняла горячими руками: «Давай, лейтенант! Все равно война!» Впервые в жизни своей обложил Степан Тарасов женщину злым трехэтажным матом. Но она не дрогнула, не струсила. Она ответила ему так: «Не лайся! Днем ты командир, а ночью мужик… Засветло все мы душой и сердцем державе служим, а ночь — наша. Понял?»
После этого случая Даша начала почти ежесуточно менять свои симпатии. Уводила по ночам в кусты то одного, то другого солдата. Это было какое-то сумасшествие. Кровь, смерть, ежедневный бой… и Даша, жаждущая любви, тихо смеявшаяся поздними вечерами в потаенных местечках.
Дашу убило в середине сентября. Шальная «разрывка» угодила ей в живот, оставив крохотное отверстие, а на спине — огромную рваную рану. Женщина шагнула к сосне, села к ней спиной, по-бабьи вытянув ноги, как будто не замечая плывущей крови. Потом застонала. Степан подскочил к ней первым, отвалил слегка от сосны, приподнял сзади гимнастерку и увидел вываливающийся наружу кишечник. Даша говорила:
— Прости меня, лейтенант! Я жадная… Я жалела их. Ни разу не целованных… Мне жалко их…
Потом дико захохотала, безумные зрачки потускнели.
Страх на войне — состояние все-таки преходящее. Фашисты наседали постоянно. И, следовательно, каждый день и час надо было быть начеку. Уходя от противника с боями, Степан незаметно затаптывал в себе вспышки страха, возникавшие особенно часто в первые дни. И когда группа оказалась в окружении и надо было искать выход из кольца, Степан о страхе уже не думал. Он вглядывался в лица бойцов, тревожился за судьбу каждого. Сержант Костя Гаврилов, несший под рубахой полковое знамя, позвал Степана, козырнул:
— Вернулся с задания Никола Кравцов. …Так вот, он говорит: поток машин по шоссейке теперь другой… На запад повернулся.
— Прекрасно! Хотя, в общем-то, это ни о чем пока не говорит.
— И еще Никола старика одного на пепелище повстречал. Коридор тут есть, километров семьдесят по болотам и гарям. Без столкновений можно выйти к нашим.
