Почти уверенный в том, что Советская власть явление временное, писарь подкатил к зданию волости на вороном, заграничных кровей, жеребце. Пройдя к Терехе, снисходительно кивнул и, бросив на стол перчатки, уселся в кресло.
— А ну, встать! — сказал ему Тереха.
— Что? — притворился писарь.
— Встать, говорю, контра! — забелел ястребиный Терешкин нос. Писарь поднялся.
— Сегодня к двенадцати часам выплатить контрибуцию — пятьдесят тыщ. Скот, лошадей сдашь. Лавочки твои закрываем для передачи казне. Все.
Писарь нервно осклабился.
— Веско, Терентий Ефимович, но, к сожалению, невыполнимо. Не имеешь права. Из-за женщины на меня гнетешь. Я тоже знаю, куда обратиться!
— Не выполнишь решения, завтра буду судить тебя судом революционного трибунала!
Это оказало действие. Сысой прослезился. Руки его тряслись. Расстегнув рубаху, достал с гайтана замшевый кошелек, похожий на солдатский кисет, ловко перевернул его, высыпал на стол кучу золотых.
— Возьми! Только не обижай! — в голосе сквозило: «Ну вот, на этом и уладим!»
Тереха секанул по столу кулаком так, что золотые подпрыгнули, зазвенели.
— Вон отсюдова, гад!
Подхватился бывший писарь, вылетел из волости и, свалившись в ходок, укатил.
Через малое время пришел Гришка. Он был хмур, лицо в сизых отеках. Тереху опахнуло перегаром. Остекленились глаза у Гришки, не мигали.
— Контр-р-р-р-ибуцию брать? — икнув заговорил он. — Разорить хочешь? Брат! Озолочу тебя, не разоряй. Тестя моего тоже не тронь. Что он тебе плохого сделал… Мы еще пригодимся тебе… Потом ведь, кровью нажито!
— Чьим потом и чьей кровью?
— Братишка, неужто не веришь? Разве не веришь? Побойся бога!
— Я бога давно не боюсь!
— Мать у нас одна, кровь одна, Тереша! А?
— Кровь одна? Нет. Твоя белая, сукровица!
— Ну поглядим. Мы ишо поглядим! — Гришка засеменил к выходу. — Мы вам покажем!
Макар принимал богатеев тихо, без крику и излишних разговоров. Впускал по одному, перекладывал браунинг с одного края стола на другой и говорил:
— Распишись.
— Где расписаться?
— Вот тут. Золото, какое есть в списке, — сдать. Ясно? Второй раз вызывать не буду.
Знали толстосумы: этот «посельга» шутить не любит. Трусили.
Поздно вечером Тереха с Макаром собрались идти по домам, но в дверях встретили Ивана Ивановича.
— Товарищи! На минутку можно вас?
— Что случилось?
— Случилось-то ничего… Вот маракуем мы с мужиками письмо Ленину написать.
Тереха взял из рук Ивана Ивановича измятый листок.
— Когда это вы сообразили?
— Вчера еще. Все мужики просют. Надо. Тереха прочитал:
