Ошибки, ошибки!
Он не любил думать о своих ошибках. Слишком обидны были собственные промахи, очевидны самоуверенность молодости и вера в свою непогрешимость. От этого очень сильно хотелось свалить ответственность на какого-нибудь козла отпущения, да и наказать его примерно! Чтобы в дальнейшем другим неповадно было... Себя-то обвинять, кому хочется?
Плаут остатками воли задавил робкий душевный голос, именуемый совестью, и решил всё-таки закончить свой рабочий день, так как толку от его ночного бдения не было никакого. Он задумчиво посмотрел на полупустой графин с водой, перевёл взгляд на непочатую бутылку красного киллейского вина, представил, как будет на утро с трудом продирать заплывшие глаза и решительно взялся за графин. Вода давно стала тёплой и особого облегчения не принесла, но горечь из горла смыла. С улицы потянуло долгожданной свежестью, но невидимые тиски на груди так и не разжались.
Мужчина недовольно поморщился и, всё ещё сомневаясь, взял киллейское и покинул кабинет.
На кровати кто-то безмятежно спал, с головой укрывшись шёлковым покрывалом. Судя по распластавшемуся телу, это была женщина довольно высокого роста, ибо мужчину, случайно или нарочно занявшего его кровать, Плаут даже не рассматривал. Кара за подобный поступок была бы максимально суровой, даже если бы это была всего лишь безобидная шутка. И возможные шутники об этом прекрасно знали.
Из всех знакомых женщин, посмевших оккупировать спальню, такой рост был только у давно покинувшей его Дамаски. В пользу этой версии говорил тёмный, с огненными отливами, локон, выбившийся из-под покрывала. Хозяин спальни расслабился, и его лицо озарила ласковая улыбка. Эту женщину он рад был видеть всегда. Пусть судьба поступила с ними жестоко и несправедливо, они смогли сохранить те нежные чувства, которые когда-то в молодости испытывали друг к другу. А с годами их взаимоотношения приобрели терпкий налёт захватывающей страсти при редких, как сегодня, неожиданных встречах.
- Дамаска, - тихо позвал Плаут, зная, как чутко она спит.
Женщина под покрывалом зашевелилась, сладко потянулась, чуть стянула лёгкий шёлк с головы и уставилась на мужчину одним глазом. Этот огромный, свойственный только южным женщинам, тёмный глаз лучился радостью и смехом.
- Плу-у-ут, - прошептала Дамаска и распахнула покрывало, приглашая хозяина на законное место.
Всё мужское тут же проснулось в Плауте, от недавней апатии не осталось и следа, горькие мысли улетучились окончательно, а провокационная бутылка киллейского была безжалостно запихнута под кровать. Дамаска терпеть не могла спиртного.
